Странствие Кукши. За тридевять морей

Упряжки одна за другой вылетают на середину Волхова и по заснеженному льду катятся вниз по реке. Как ни странно, все шеи целы… Немного погодя упряжки снова поворачивают к правому берегу, к посаду Славно, обнесенному добротным частоколом с башнями по углам. Холеные кони без особого труда втаскивают сани на высокий Славенский холм.

В старые времена Славенское поселение по холму и крепости на нем называли Холм-город, ведь город, собственно, и есть крепость. Запало когда-то варягам в голову это название, они и до сей поры все селения на Волхове близ Ильмень-озера, включая Рюриков Нов-город, называют одним именем – Хольмгард.

Вся эта езда происходит не ради самого катанья, – молодому князю Аврааму и его молодой княгине Коркоте их владения показывают. Объехав вокруг мощного Славенского частокола с башнями, упряжки устремляются вниз под уклон и в снежном облаке бешено мчатся к реке. Ну, уж теперь-то непременно быть беде! Нет, и на этот раз пронесло – бережет заботливый Перун хмельную Рюрикову дружину. Не зря говорят: Перун – покровитель пьяных.

Череда упряжек пересекает Волхов и въезжает на левый берег, минует Волоса, у подножья которого уже лежит гора блинов, которую растаскивают собаки, проносится через Торг и объезжает вокруг Прусского посада, тоже обнесенного частоколом, хотя и не таким могучим, как Славенский.

Теперь свадебный поезд катится по пустырю, мимо вечевого поля, мимо двух столбов с перекладиной, на которой висит вечевое било, мимо голых березовых рощиц, к Нереву, и точно так же объезжает вокруг него. Немалые владения у новобрачных!

Владения осмотрены и одобрены, можно спокойно ехать домой. Однако выясняется, что у молодых здесь, в Нереве, есть важное дело – Шульга сообщает, что его матушка приглашает молодых отведать неревских блинов и неревского пива. Молодые, конечно, не смеют отказаться, и сани чередой въезжают в посад.

Дом Мысловичей наполняется пьяным гомоном. Гостям нравятся и блины и кутья с медом, не говоря уже о крепком темно-коричневом пиве. Они от души поминают добром покойных родителей хозяев и, разумеется, всех, кто сидит за столом. Широкая чаша ходит по кругу, как незакатное солнце, и не пустеет – за этим следят служанки с братинами в руках.

У варягов, живущих на Волхове, уже не в ходу обычай их родной земли, чтобы женщины сидели на пиру отдельно, на женской скамье, а у словен такого обычая, верно, никогда и не было. По правую руку от Кукши сидит его жена Кручина, нарядная, в кокошнике с жемчужным очельем, по левую – чумазая женщина в лохмотьях, рабыня-княгиня Ефанда-Сигню. По случайности она оказывается за столом рядом с Кукшей.

Между соседями по застолью сами собой возникают разные ничего незначащие разговоры. Неудивительно, что и Кукшина соседка задает Кукше всякие пустяковые вопросы – знал ли он Шульгина отца, страшно ли на медвежьей охоте, не надумал ли вступить в княжескую дружину…

Руки она держит на животе, словно греет его. Кручина замечает, что княгиня Ефанда не праздна. Один раз, глядя с улыбкой на Кукшу, княгиня говорит что-то по-варяжски. Кручина еще помнит варяжскую речь, которой волей-неволей научилась в Гнездове, но она не уверена, что хорошо расслышала, – ей кажется, будто княгиня сказала: «Ингвар уже шевелится».

Князь Авраам совсем осоловел, его долит дремота, голова то и дело падает на грудь, он вдруг встряхивается и испуганно озирается. Наконец он кладет голову на стол и безмятежно засыпает. Что ж, ему давно пора уже, как и его молодой супруге, и Олегу, и княгине Ефанде, и всем прочим поезжанам[224] возвращаться в Нов-город.

На дворе смеркается. По ледяной горке на салазках и ледянках скатываются на Волхов молодые пары. Поджидающие внизу парни со смехом становятся в очередь целовать молодую. Вдруг раздастся громкий хохот – на ледянке, сделанной из донца большой старой корзины, крутясь на льду, скатываются новобрачные князь и княгиня и парни с хохотом целуют Коркоту.

Наконец князя Авраама и его княгиню заботливо усаживают в сани и свадебный поезд отправляется вверх по Волхову, к Нову-городу.

Но Похороны Зимы продолжаются. У них в запасе еще без мала целая седмица, и каждый новый день будет не хуже минувшего.

Глава девятнадцатая ОПЯТЬ В ДОРОГУ!

Шульга начинает строиться: он ведь теперь женат! Сам он, Кукша и другие мужчины из усадьбы, вольные люди и холопы, трудятся в поте лица: валят лес в ближнем бору и на волокушах возят его в усадьбу. Ближний-то бор не так уж близок, да и в бору сугробы великие, так что дело идет не слишком борзо.

Однако Шульга все же успевает до весенней распутицы навозить леса. Теперь на дворе у Мысловичей с утра до вечера стучат топоры. Шульга торопится. Хорошо бы срубить хоромы до паводка, потому что по большой воде он отправляется в дальнюю торговую поездку…