Странствие за Фарадоунами (без иллюстраций)

Два подростка изумились и секунду постояли молча, а потом побежали за прадедушкой, топоча и на ходу задирая друг друга. Теперь они всегда ходили за добычей с Бруином; у него было больше времени и терпения, чем у отца, чтобы научить их лесной жизни: какая пища пойдет на пользу, а какая ядовита, где искать ягоды и восхитительные сочные корни. Кроме того, когда они возвращались в логово, порой выпадал случай послушать историю о До-Людских временах, когда земля была одним огромным лесом и полнилась странными созданиями с магическими силами; созданиями, которые летали высоко, вровень с солнцем, и бегали так быстро, что глаз не успевал их различить. Еще Бруин мог рассказывать снова и снова — ибо они никогда не уставали их слушать — былины о том времени, когда Великий Враг впервые появился в мире.

Теперь в логове снова стало тихо, и у Брока нашлось время поразмыслить, отчего это Бруин так легко воспринял младенца-уркку. Ему стало спокойнее, но вместе с тем он был озадачен: деду нравились любые детеныши, а они в ответ любили его, но за тем, как он принял этого младенца, стояло нечто большее; казалось, дед чуть ли не ожидал появления ребенка. Уорригал говорил, что Бруин может знать легенду о Спасителе-уркку, и странное указание старого барсука «приглядеть за ним» могло означать только то, что он, как и Уорригал, верил, будто маленькое создание и есть тот самый уркку. Брок гадал, как много Бруину известно о продолжении легенды.

Он подошел к Таре и ребенку; тот снова с блаженным видом безмятежно уснул, зарывшись в мягкую шерсть Тары. Она не спала.

— Все это для меня чересчур, — сказала она. — Почему дедушка был так странно мил с ним? Я думала, он будет вне себя от ярости.

Брок пересказал ей свою беседу с Уорригалом, и при упоминании о Лорде-эльфе она недоверчиво покачала головой. Когда он закончил, барсучиха умильно посмотрела на Брока — как всегда, когда он делился с ней грандиозными планами, и сладким голосом завела:

— Ну, ты присмотришь за этой стороной дела, а я стану кормить и умывать его, и согревать его, и научу его, когда безопасно выходить наружу, и…

— Ехидничай сколько хочешь, — перебил Брок, — но увидим, кто прав, когда придет время. На этот раз у меня такое чувство — и не у одного меня — что намечается что-то действительно важное, и я не собираюсь этим важным пренебрегать только потому, что ты слишком упряма, чтобы это заметить. — Он повернул в сторону прохода. — У тебя нет воображения, — едко добавил он. — Я на Совет.

Когда он ушел, Тара поглядела на маленькое розовое создание, лежащее на ее черном меху.

— Ну, — тихо сказала ему она, — верно они о тебе судят или нет, но одно совершенно точно: ты ничем не отличаешься от любого другого щенка; все, что тебя заботит, — это есть, спать и играть.

Однако, несмотря на эти слова, она не могла отделаться от чувства, что, возможно, на этот раз Брок прав и со всеми с ними происходит нечто, достойное войти в легенды.

ГЛАВА IV

Когда Брок выскользнул в холодную ночь, луна сияла вверху между огромными зарослями рододендронов слева от него и стволом Старого Бука; оставалось достаточно времени, чтобы дойти до Совета раньше Луны-Высоко, когда откроется собрание. Он коротко тявкнул, чтобы дать Уорригалу знать, что он уже в пути. Филин ответил «ку-гуу» и взлетел меж деревьев. Брок пробирался вдоль переднего края леса к старому деревянному перелазу в углу, где повернул вправо и последовал за небольшим потоком обратно к лесу, пока не оказался задом к полям. Этой ночью он решил не срезать поверх ручья; непереносимо было даже подумать, что он мог бы в него свалиться и заявиться на собрание Совета — именно на это изо всех собраний! — мокрым, словно большая, не до конца утонувшая крыса. Кроме того, спешки не было, и ему хотелось улучить время для размышлений по пути.

Маленький ручей, на деле бывший дренажной канавой, выкопанной уркку, образовывал большую букву «Т», и таким образом грубо делил Серебряный Лес на три части, все сильно разнящиеся по растительности. Над горизонтальной чертой «Т» лес наполняли сравнительно молодые березы, стоящие очень близко друг к другу и выросшие поэтому высокими, тонкими и прямыми, поскольку соревновались за свет. Лес здесь был темным оттого, что даже зимой, когда не было листьев, свет с трудом проникал сквозь густую чащу стволов и веток. Осенью подстилка этой части леса была полна всевозможных грибов, но в любое прочее время года их росло очень мало.