Странствие за Фарадоунами (ЛП)

— Привет, рад тебя видеть, — сказал он.

— Наб, я тут кое-что принесла. Это тебе, храни у себя.

Она протянула ему большую, ярко раскрашенную шаль. Он принял ее, и, встав, поднял так, что шаль повисла ровно и рисунок на ней стал отчетливо виден. Чем дольше Наб смотрел, тем шире открывались его глаза. Он погладил ее, водя пальцами вверх-вниз по мягкому шелку и бахроме, обрамлявшей шаль со всех сторон.

— Мне? Хранить у себя? — переспросил он. — Я раньше никогда не видел ничего похожего. Где ты это нашла?

— Тебе, потому что это твое. Когда тебя оставили в лесу, ты был завернут в множество слоев ткани, потому что была холодная ночь и на земле лежал глубокий снег. Когда Брок принес тебя домой, я разворачивала наружные слои, пока не обнаружила прямо на твоем голом тельце эту шаль. Я зарыла ее в одной из стен логова, чтобы отдать тебе, когда настанет время. Так что, как видишь, ее оставили тебе твои отец и мать; она принадлежала им, а они отдали ее тебе. Это связь с твоими родителями.

Наб сел, крепко прижимая к себе шаль, и тихо заплакал. Тара подошла к нему и положила лапу ему на плечо.

— Как они выглядели? — спросил он. — Брок ведь видел их?

— Они были добрыми уркку. Рядом с ними Брок не чувствовал ни опасности, ни страха.

Она пересказала ему события первой ночи так, как их описал ей Брок. Сам Брок в этот момент обходил границы леса с Уорригалом; жаль, что его сейчас здесь не было, чтобы самому рассказать об этом, но мальчик может поговорить с ним позднее.

Когда она закончила, Наб обхватил рукой плечи Тары и зарылся лицом в мех на ее шее. Так он оставался довольно долго и, когда наконец поднял голову, то улыбнулся и в глазах у него сверкнула искорка. Он снял слои коры, составлявшей его одеяние, и, перед тем, как вернуть ее на место, повязал цветную шаль вокруг бедер.

* * *

Миновали зимы, и в Серебряный Лес снова вернулось лето. Казалось, оно будет длиться вечно. Дни становились слишком жаркими, так что животные только и могли, что лежать в тени у опушки, где веял легкий бриз. В глубине ни единое дуновение ветерка не смягчало силу зноя, и тяжко нависшая недвижность воздуха становилась почти осязаема. Раздавалось лишь постоянное жужжание насекомых, которые носились или зависали над высоким зеленым папоротником, заполнившим лес. Иногда, когда Наб лежал под ним и глядел в небо, он видел, как верхние ветви самых высоких берез тихо колышутся на ветру, дующем только в вышине, и смотрел на движение листьев, пока не засыпал. Временами что-то пугало черного дрозда, и он громко трещал, перелетая на другую ветку. Тогда Наб просыпался и решал немного прогуляться; идти сквозь папоротник было невозможно, поэтому он полз под ним на четвереньках, пока не находил другое место, где чувствовал себя в безопасности, и там снова засыпал.

Под пологом, образованным переплетавшимися листьями орляка, существовал другой мир — прохладные подземные джунгли, где зеленые стебли папоротника походили на деревья, а пол был из торфа насыщенного темно-коричневого цвета, укрытого светло-бежевым ковром из острых и колючих останков прошлогоднего мертвого папоротника. Когда Наб лез сквозь эти джунгли, «ковер» оставлял отпечатки на его руках и коленях, и мальчику приходилось быть осторожным, чтобы не загнать себе кучу заноз. Он видел пауков, снующих по своим делам, и металлически-зеленых жуков, медленно гуляющих по листьям папоротника. Двигаясь, он чувствовал, как потревоженная им папоротниковая пыль першит в горле, вдыхал запах и касался сырого торфа, все еще влажного под покровом из мертвых листьев. Иногда он набредал на островок кислицы с ее нежными белыми цветами, срывал листик и жевал его, чтобы освежиться.

Время шло, и Наб начал замечать первые предвестники осени: хотя солнце все еще сияло и днем было жарко, вечера, ранее такие теплые и приятные, становились сырыми и холодными, и на земле начала выпадать роса. У реки появился лабазник с высокими стеблями и соцветиями-головками из кремово-белых цветов, которые рассыпаются, когда потревожишь, а в лесу сквозь подстилку из сырых гниющих листьев вылезли осенние грибы: мухомор с алой шляпкой, покрытой белыми грубыми чешуйками, и большой оранжевый подосиновик, который ярко блестит от росы и чья мякоть, когда удалишь губчатые пластинки под шляпкой, — одно из осенних лакомств. По утрам и вечерам ложбины заполнялись туманом, который исчезал, когда сквозь него пробивалось солнце и освещало золотую листву. Наб полеживал на спине в тепле полуденного солнца под большим буком и наблюдал за тихо опадающими листьями; если они оказывались близко к нему, он забавлялся, угадывая, упадут они прямо на него или же нет, и всегда удивлялся, как редко, при сотнях падающих листьев, выходило угадать.