Странствия человечества

Проект этого сознания подразумевает подгонку реальности под свою концепцию. Это источник всех софизмов о различиях между субъективными и объективными элементами. Оно существует, но не может быть. И как раз из-за своей неспособности быть, оно должно отрицать и презирать всё, что пытается проявиться, быть.

Иными словами, оно существует, но нуждается в определённых событиях для того, чтобы быть реальным. Поскольку оно является продуктом прошлого, любое текущее событие отрицает его. Так оно может существовать только в качестве полемики с реальностью. Оно отрицает всё. Оно может выжить только замораживаясь, становясь всё более тоталитарным. Для того, чтобы действовать, оно должно быть организованным: отсюда мистика партии, советов и прочих коагуляций деспотического сознания.

Любое прямое действие, не признающее это сознание (а любой политический рэкет притворяется воплощением истинного сознания), осуждается им. За осуждением следует оправдание: нетерпение тех, кто бунтует, недостаток зрелости, провокации господствующего класса. Картину дополняют литании мелкобуржуазного характера вечных анархистов и утопизм интеллектуалов и молодёжи. Борьба не является реальной если не оживляет классовое сознание; некоторые даже желают войны для того, чтобы это сознание наконец появилось.

Теория превратилась в репрессивное сознание. Пролетариат стал мифом, не в смысле своего существования, а в смысле своей революционной роли класса, который должен освободить человечество и таким образом разрешить все социально-экономические противоречия. В реальности он существует во всех странах, характеризующихся формальным господством капитала, где этот пролетариат всё ещё является большинством населения; в странах, характеризующихся реальным господством капитала, можно найти огромное количество мужчин и женщин, живущих в условиях пролетариев 19-го века. Но деятельность любой партии или группы организуется вокруг мифа. Миф является их источником. Всё начинается с появлением этого класса, который определяется как единственный революционный класс в истории, или, по крайней мере, самый революционный. Всё что случилось до этого рассматривается как функция для возникновения этого класса, а все предыдущие события вторичны по отношению ко всему, что пережил или создал пролетариат. Он определяет даже поведение. Любой пролетарий спасён; любой не-пролетарий должен искупить своё непролетарское происхождение различными видами деятельности, вплоть до отбывания сроков на фабриках. Группа достигает революционного существования только в тот момент, когда она может предъявить одного или нескольких «подлинных» пролетариев. Наличие человека с мозолистыми руками является гарантией, сертификатом революционной подлинности. Содержание программы, отстаиваемой группой, её теория, даже её действия, перестают быть важными; обладает значением лишь присутствие или отсутствие «пролетария». Миф поддерживает и оживляет антагонизм между интеллектом и физическим трудом. Многие коммунисты рабочих советов превратили анти-интеллектуализм в культ, служащий им в качестве замены теории и оправдания. Они могут плести любой идиотизм; они будут спасены; они пролетарии.

Точно так же, как многие думают, что тот, кто выходит из партии перестаёт быть революционером, считается невозможным быть революционером, не занимая пролетарскую позицию, не обладая пролетарскими добродетелями. Контрреволюция заканчивается на мифических границах, отделяющих пролетариат от остального социального тела. Любое действие во имя пролетарского движения оправдано. Человек действует не из потребности действовать, не из ненависти к капиталу, но потому что пролетариат должен восстановить свою классовую базу. Действие и мысль разоблачаются посредниками.

Вот как, особенно после 1945-го, пролетариат, как революционный класс, изжил себя: через свой миф.