Странствия и приключения Никодима Старшего

В столовую с шумом вбежали Алевтина и младший Никодим, и сон остался неразгаданным. Однако Никодим не забыл о сне и решил напомнить о нем Евлалии, когда все разойдутся. Но Евлалия вышла из столовой, против своего обыкновения, первая. Никодим тотчас же направился за нею следом. Он нашел сестру уже в ее комнате, сидящею на диване у столика, в напряженной задумчивости. На столике в высокой и узкой вазе зеленого стекла стояла раскидистая ветка цветущей черемухи. Белые гроздья цветов повисали и сыпали белые лепестки на полированную зеркальность стола, отражавшую стеклянный блеск вазы, и на диван, и на пол, и на темные волосы Евлалии, и на ее яркое платье. Растение разветвлялось натрое и все три ветви, разной длины, изгибались причудливо, глядя ввысь и поднимая пышные гроздья — будто три руки простерлись разбросать цветы, но медлили, а цвет не ждал и сыпался сам от избытка… Горький запах растения чувствовался в комнате остро и щекотал горло.

Евлалия сразу поняла, зачем пришел Никодим, и, поведя медленно взглядом, сказала:

— Как я тебя знаю! Как я хорошо тебя знаю! Но успокойся: рассказывать нечего — подробностей я не помню почти никаких. С неграми в автомобиле была еще дама в черном и только. И дама и негры появились из французской новеллы. Вот!

Она протянула ему раскрытую книжку французского журнала.

— Я прочитала ее на ночь. Смотри. Он взял книгу и пробежал новеллу глазами. В ней рассказывалась история любовного похищения дамы — романтической Адриен, носившей черные платья и волновавшей всех окружающих своей загадочностью. Как и все в новелле — похищение было обставлено необыкновенными действиями: Адриен перед полуночью дремала у себя на террасе в широком спокойном кресле, закутавшись теплою шалью, а два негра, одетые по-европейски, подъехали к цветнику в автомобиле и бесшумно проскользнули ко входу; один из них появился на террасе, другой остался снаружи.

— Мааат, — сказал негр негромко, — извольте следовать за мною.

После того между ними тянулся длинный разговор: она противилась и говорила, что не поедет; приехавший был невозмутим и настаивал на своем. Наконец, ожидавшему у входа показалось, что разговор слишком затягивается; ухватившись за парапет террасы цепкими крючковатыми пальцами, он приподнялся на руках настолько, чтобы заглянуть на террасу, причем глаза его сверкнули белками — все это автор старался подчеркнуть — и сказал негромко, но решительно: "Если сопротивляется — возьмите силой". Первый подхватил женщину на руки и быстро вынес ее, уже потерявшую сознание от испуга. Приезжавших никто не заметил: они исчезли со своей добычею осторожно, как кошки.

Пока Никодим читал, Евлалия старалась что-то вспомнить. "Я в своей жизни видела однажды двух негров сразу, — сказала она, когда он кончил чтение. — Мне почему-то кажется, что это было в Духов день… да… мы жили, помнишь, в городе, над озером, и мне было лет десять. Я не знаю, что случилось со мною тогда — будто праздник какой для меня, я надела светлое платье, новые чулки и туфли, которые мне так нравились, и пошла, совсем не зная куда и зачем. Просто пошла, как гулять: сначала по городу, потом мимо дач и к лесу. Мне было очень весело, я подпрыгивала на ходу, я пела и хотела танцевать. И вдруг вспомнила, что уже поздний час и я опоздала к обеду, что мама будет искать меня и беспокоиться, а я зашла очень далеко. И повернулась, чтобы бежать домой… И вижу, что на углу у забора стоят два негра и смотрят на меня. Я страшно перепугалась и просто ног под собой не чувствовала, пока бежала обратно".

— Ну что же такое… негры, — укоризненно заметил Никодим.

— Да, конечно, это было глупо. Но я не люблю негров, — заметила Евлалия.

Никодим постоял еще немного в раздумье и нерешительности и, сказав: "Я пойду", — вышел. Но в голове у него осталось воспоминание о романтической "даме в черном", а новелла ему показалась глупой и неприятной. Именем "черной дамы" он привык называть для себя свою мать, иногда в шутку, но чаще вполне серьезно, вкладывая в это горький, одному ему понятный смысл.

Боковой дверью коридора Никодим вышел из дому и пошел по направлению к огороду, совершенно занятый своими мыслями. Между гряд он почти наткнулся на свою мать, но Евгения Александровна не заметила сына. Наклонившись над грядкой, она выщипывала редкую весеннюю травку и шептала что-то быстро и страстно. Никодим, как вор, подавшись всем корпусов вперед и стараясь не шуметь, прислушался.

Она говорила: "Я понимаю, что мне нужно уйти… я понимаю… Я уйду… Все равно я уже ушла…"

Никодим отшатнулся в испуге и изумлении и неслышно за кустами орешника, через калитку, вышел из огорода в поле.

Он совершенно не знал, что думать о словах матери и как понимать их.

ГЛАВА II Беспокойство Трубадура. — Тени над полями