Странствия Персилеса и Сихизмунды

Итак, когда они все собрались у постели больного, Синфороса стала убедительно просить Периандра рассказать им что-нибудь из своей жизни; в особенности ей любопытно было знать, откуда он прибыл к ним на остров в тот раз, когда он вышел победителем во всех играх и соревнованиях, устроенных в память того дня, когда ее отец был избран королем. Периандр же ей на это ответил, что он охотно расскажет им историю своей жизни, но только не с самого начала, ибо этого он никому не поведает и не откроет до тех пор, пока он и сестра его Ауристела не побывают в Риме. Тут все уверили его, что он волен рассказывать, как ему будет угодно: что бы, дескать, он им ни рассказал, - всем сумеет он угодить своим слушателям. Однако больше всех слушателей был рад Арнальд: он надеялся, что Периандр как-нибудь проговорится, и ему, Арнальду, станет наконец ясно, кто таков сам Периандр, а Периандр, заручившись всеобщим согласием, начал так:

Глава десятая

Периандр рассказывает о своем путешествии

- Коль скоро вы, сеньоры, порешили выслушать мою историю, то я со своей стороны изъявляю желание, чтобы предисловие и введение к ней было таково: вообразите себе мою сестру, меня и престарелую ее кормилицу на корабле, коего владелец представляет собою самого настоящего корсара, но только в обличье купца. Мы "стрижем" берега острова, то есть: мы идем так близко от берега, что все виды его растительности для нас явственно различимы.

Сестре моей, уставшей от многодневного путешествия, захотелось немного отдохнуть на берегу. Она обратилась с просьбой к капитану, а как просьба ее всегда была для него равносильна приказанию, то капитан и на сей раз изъявил согласие удовлетворить ее просьбу и на маленькой лодке в сопровождении только одного моряка отправил на берег меня, сестру мою и Клелию (так звали ее кормилицу).

Причалив, мы увидели, что через узкое устье несет свою дань морю маленькая речушка. По берегам речки отбрасывали длинную тень купы зеленых густолиственных дерев, коим служили прозрачным зеркалом светлые воды реки.

Очарованные прелестным этим видом, мы попросили моряка ввести лодку в реку. Моряк исполнил наше желание и направил лодку вверх по течению. Когда же корабль скрылся из наших глаз, моряк остановил лодку, сложил весла и сказал:

"Придется вам, сеньоры, начать путешествовать по-иному. Отныне ваш корабль - вот эта самая лодочка; на корабль же, что ожидает вас в море, вам возвращаться не к чему, если только эта сеньора не желает утратить честь, а вы, называющий себя ее братом, - лишиться жизни".

Далее он сказал, что капитан намеревался обесчестить мою сестру, а меня - умертвить, что нам необходимо позаботиться о нашем спасении, а он, мол, будет нас сопровождать и последует за нами куда угодно, что бы с нами ни случилось.

О том, как встревожила нас эта весть, пусть судит тот, кто привык получать вместо ожидаемых добрых вестей дурные.

Я поблагодарил моряка за предостережение и пообещал наградить его, как скоро наши обстоятельства переменятся к лучшему.

"А ведь у меня есть драгоценности моей госпожи", - сказала тут Клелия.

Мы все четверо посовещались и согласились с моряком, который предложил продвигаться в лодке вперед, - может статься, мы где-нибудь отыщем-де убежище на случай погони.

"Впрочем, погони быть не должно, - заметил моряк. - Островитяне почитают за корсаров всех, кто подходит близко к их берегам. Стоит им завидеть один корабль или несколько, они тотчас же хватаются за оружие, и, если не считать внезапных ночных нападений, корсары неизменно терпят урон".

Мне совет моряка показался разумным. Чтобы облегчить его труд, одним веслом стал грести я. Мы двинулись вверх по течению и когда прошли уже около двух миль, до нашего слуха донеслись звуки многочисленных и разнообразных музыкальных инструментов, а немного погодя взору нашему представился целый лес движущихся дерев, сновавших от берега к берегу. Однако при ближайшем рассмотрении оказалось, что то были не деревья, но украшенные ветвями лодки; на инструментах же играли те, что на лодках катались.

Едва завидев нас, они к нам устремились и окружили нашу лодку со всех сторон. Сестра моя встала; чудные ее волосы, перевязанные на лбу желтой то ли лентой, то ли бархаткой, которую ей дала кормилица, рассыпались по плечам, и во всем ее облике было сейчас нечто почти неземное, и столь неожиданно облик ее возник пред очами островитян, что, как это стало известно впоследствии, они и приняли ее за некое видение, а наш моряк, понимавший, о чем они между собой говорили, передал нам их слова:

"Что это? Может статься, это какое-нибудь божество явилось к нам, дабы принести поздравления рыбаку Ка-рино и несравненной Сельвьяне с наисчастливейшим браком?"

Тут они бросили нам конец веревки, а немного спустя высадили нас неподалеку от того места, где произошла наша встреча.