— Я могу предоставить больше, — неохотно сказал я. — Дьютифул вложил судьбу роустеров в мои руки. Если они чего-то стоят, можешь взять их.
Она скривилась.
— Сами по себе они не стоят ничего, но их мечи — да. Мы возьмем всех. Они не будут уважать меня, и я, честно говоря, не уверена, что смогу добиться их почтения, не убив никого из них. Но я никогда не убивала носящих синие цвета и не хочу начинать.
Я встал. Я знал, о чем она просила, и не стал ждать, чтобы она выразила это словами.
— Я скажу им быть готовыми завтра. И удостоверюсь, что они нас примут как командиров.
Она сдержанно кивнула.
Задержка раздражала. Я уже передал в чужие руки то, что касалось Чейда, но это все же надо было сделать самостоятельно.
Это был мой долг перед Фоксглов.
Внезапный укол вины. Дьютифул был моим королем. Не должен ли я подчиняться ему? Принц должен, решил я, а отец Пчелки — нет.
Уходя от Фоксглов, я спросил себя, действительно ли я готов. Мои шестьдесят лет давили на плечи, и я давно не практиковался в настоящем бою. Ко мне с новой силой вернулось неверие в себя. Может, Дьютифул и Неттл были правы, и лучшее, что я мог сделать — утешить мою дочь. Я знал, как далеко до Солевой впадины. В одиночку и на хорошей лошади, напрямик, по бездорожью, пришпорив скакуна, можно добраться туда за полтора дня. Фитц помладше давно уже был бы в седле, сразу, как только услышал название места.
Но я оценил свои шансы и удачу, и опыт подсказывал, что, вероятнее всего, я умру раньше, чем доберусь до Пчелки. Я могу погибнуть у нее на глазах, и кто тогда присмотрит за ней?
На вкус мудрость была, как протухшее мясо. Мне необходимо разобраться с роустерами. Я не хотел иметь с ними дела, но ведь они были нужны Фоксглов. Я ненадолго задержался в своей комнате и затем отправился их искать.
Я не нашел их в тренировочном дворе, в банях, и даже среди стражников. Я не собирался терять время попусту и поэтому оседлал лошадь и поехал вниз по склону. Мне не пришлось добираться до самого Баккипа. Недалеко от города я зашел в таверну «Крепкий олень» рядом с почерневшими развалинами «Похабной форели». Это место оказалось таким, как я и ожидал. Дверь неплотно прилегала к проему, как бывает, если ее регулярно выбивают из петель. Внутри было мало свечей и много темных закутков. В воздухе стоял запах дешевого низкосортного дыма и прокисшего пролитого, и так и не вытертого, вина. Когда я вошел, мне устало улыбнулась женщина. Один ее глаз распух так, что она едва могла держать его открытым. Я не мог не почувствовать к ней жалости и задался вопросом, не долги ли привели ее сюда. Я отрицательно покачал головой ей в ответ и постоял в дверях, позволяя своим глазам привыкнуть к темноте.
Роустеры вразброс сидели по всей комнате. Это был небольшой отряд, и потери, которым их подвергли мы с Чейдом, еще сильнее уменьшили их ряды. Здесь было около двадцати семи человек в темно-синих ливреях. Среди них затесалась парочка пьяных монахов, солдаты из других войск и несколько усталых шлюх, но роустеры, в своих темных камзолах и с мрачными лицами, преобладали.
— Роустеры! Ко мне!
Предполагалось, что команда, в худшем случае, поднимет их на ноги. Они повернули головы ко мне, взгляд многих был затуманен больше, чем обычно у пьяных. Лишь некоторые нетвердо стояли на ногах. Я подозревал, что они были здесь с тех пор, как вернулись из Ивового Леса. Я не повторил свой приказ. Вместо этого я спросил:
— Кто командующий, роустеры? Я знаю, что некоторые из ваших солдат пали возле Дубов-на-Воде. Где сержант Гудхэнд?
Я думал, что встанет один из старших солдат. Но заговорил юноша с клочковатой бородкой. Его ноги покоились на краю стола.
— Я здесь, — сказал он, не вставая.
Я ждал, что кто-то засмеется и опровергнет это. Никто не стал. Очень хорошо.
— Сержант Гудхэнд, соберите свой отряд в тренировочном дворе. Мне нужно с ними поговорить.
Я повернулся к выходу.
— Не сегодня, — ответил он моей спине. — Мы только что вернулись из долгой поездки. И мы скорбим. Может быть, через пару дней.
Прокатилась волна сдавленного смеха.
Были сотни способов справиться с таким вопиющим неподчинением. Я перебрал их все, когда повернулся и неспешно направился к нему, снимая с левой руки перчатку. Я улыбнулся, разделяя его веселье. Он не пошевелился.
— Да, кажется, я слышал о тебе, — сказал я, медленно подходя к нему. — Мой конюх, Персиверанс. Кажется, ты ударил его, когда он вступился за Олуха, королевского компаньона.
— Королевского недоумка! — гоготнул он.
— Один есть.