Странствия убийцы

Он лениво зевнул. И я все, что тебе нужно. А теперь иди спать. Сон — это серьезно, сообщил он мрачно. Я улыбнулся и снова растянулся рядом со своим волком, положив одну руку ему на бок. Он излучал простое удовлетворение от полного желудка и долгого сна на теплом солнце. И был прав. Стоило относиться к этому серьезно. Я закрыл глаза и остаток дня проспал без сновидений.

В дни и ночи, которые последовали за этим, мы шли по открытым лесам, перемежавшимся широкими лугами. Фруктовые сады и засаженные поля окружали города. Когда-то, очень давно, я проезжал через Фарроу. Тогда я был с караваном и мы пересекали страну, а не следовали течению реки. Я был тайным молодым убийцей, еще не набравшимся опыта. То путешествие закончилось моим первым испытанием предательства Регала. Я едва выжил. Теперь я снова шел через Фарроу, и в конце путешествия меня снова ожидало убийство. Но на этот раз я ехал один, вверх по реке, человек, которого я собирался убить, был моим собственным дядей, и убивать его я буду по собственному желанию. Я находил в этом глубокое удовлетворение. В другое время это бы меня испугало.

Я сдержал обещание, данное самому себе, и усердно избегал человеческого общества. Мы тенью скользили по дороге и вдоль реки, но, добираясь до городов, далеко обходили их. Это было труднее, чем можно было бы вообразить в такой открытой стране. Одно дело обойти поселок в Бакке, скученный в изгибе реки и окруженный глухим лесом. Другое — пересекать засеянные поля и фруктовые сады и не привлечь при этом внимания чьей-нибудь собаки. До некоторой степени я мог успокоить собак, сообщив им, что мы никому не хотим зла, — если эти собаки были доверчивы. Большинство фермерских собак настолько подозрительно относятся к волкам, что их не могут успокоить никакие уговоры. Более взрослые собаки были склонны с подозрением относиться к любому человеку, странствующему в компании с волком. Нас неоднократно преследовали. Уит мог дать мне возможность связаться с некоторыми животными, но он не гарантировал, что меня будут слушать и поверят мне. Собаки не глупы.

Охота на этих открытых пространствах тоже изменилась. Мелкие животные целыми группами обитали в норах, а более крупные просто убегали от нас. Время, проведенное на охоте, — это время, когда мы не передвигались. Иногда я находил неохраняемые курятники и тихо проскальзывал в них, чтобы вытащить из-под спящих птиц яйца. Я также не стеснялся таскать из садов, мимо которых мы проходили, сливы и вишни. Нашим самым удачным убийством был глупый молодой харагар, представитель семейства диких свиней, которых многие кочевые племена разводят как мясной скот. Откуда забрел этот экземпляр — мы не спрашивали. Клыками и мечом мы повалили его. В эту ночь я позволил Ночному Волку наесться до отвала, а потом вызвал его раздражение, срезав остатки мяса и высушив их над огнем. Потребовалась большая часть дня, чтобы жирное мясо как следует высохло, но благодаря ему в последующие дни мы путешествовали гораздо быстрее. Когда дичь появлялась, мы охотились и убивали, но если ее не было, у нас был копченый харагар.

Таким образом, мы шли вдоль Оленьей реки на северо-запад. Когда мы приблизились к крупному торговому городу у Турлейка, мы далеко обошли его и некоторое время ориентировались только по звездам. Это гораздо больше нравилось Ночному Волку, поскольку мы шли через пространство, в это время года покрытое густыми высокими травами. Часто мы видели вдали стада крупного скота, овец или коз, и реже харагаров. Мой контакт с кочевыми племенами, которые следовали за этими стадами, сводился к наблюдению за тем, как они скачут на лошадях или разводят небольшие костры.

В эти ночи долгих переходов мы снова были волками. Я вернулся к этому состоянию, но знал об этом и говорил себе, что, пока я знаю, это не приносит мне особого вреда. На самом деле, я думаю, что это пошло мне на пользу. Если бы моим компаньоном был другой человек, жизнь моя была бы гораздо сложнее. Мы бы обсуждали дорогу, запасы и тактику, которую нам надо будет избрать, когда мы придем в Тредфорд. Но с волком мы просто трусили вперед ночь за ночью, и наше существование было таким простым, какой только может быть жизнь. Товарищество наше все крепло.