Звуки арфы плыли вместе с журчанием ручья. Они смешивались с ним, потом танцевали сами по себе. Я открыл глаза и сощурился на Старлинг. Она сидела на берегу ручья рядом со мной и играла. Волосы ее были распущены и сохли на солнце, крупными волнами лежа на спине. Во рту у нее был зеленый стебелек, босые ноги утопали в мягкой траве. Она встретила мой взгляд, но ничего не сказала. Я смотрел, как ее руки перебирают струны. Ее левая рука работала больше, компенсируя скованность двух поврежденных пальцев. Я должен был что-то чувствовать по этому поводу. Я не знал что.
– Что хорошего в чувствах? – Я не знал, что хочу задать этот вопрос, пока не произнес его.
Ее пальцы замерли над струнами. Она сморщила лоб, глядя на меня.
– Не думаю, что существует ответ на этот вопрос.
– Я не ищу ответы на слишком многие вопросы в последнее время. Почему ты не в каменоломне и не смотришь, как они завершают дракона? По-моему, это отличный материал для песни.
– Потому что я здесь, с тобой, – просто сказала она. Потом улыбнулась: – И потому что все остальные заняты. Кеттл спит. Кетриккен и Верити… она расчесывала ему волосы, когда я уходила. Не думаю, что видела раньше улыбку короля Верити. Когда он улыбается, он очень похож на тебя. Как бы там ни было, вряд ли они будут скучать без меня.
– А шут?
Она покачала головой:
– Он скалывает камень вокруг Девушки-на-драконе. Я знаю, что ему не следует делать этого, но, по-моему, он не может остановиться. И я не знаю, как заставить его это сделать.
– Вряд ли он может помочь ей. Но у него не хватает сил оставить свои попытки. У него острый язык, но нежная душа.
– Я это знаю. Теперь. В некоторых отношениях я знаю его очень хорошо. В других он навсегда останется для меня тайной.
Я молча кивнул в ответ на это. Некоторое время все было тихо. Потом, постепенно, молчание стало другим.
– На самом деле, – неловко сказала Старлинг, – это шут предложил мне найти тебя.
Я застонал. Я подумал, что он мог рассказать ей.
– Я огорчена тем, что Молли… – начала она.
– Но не удивлена, – закончил я вместо нее. Я поднял руку и прикрыл ею глаза, защищаясь от солнечного света.
– Нет, – проговорила она тихо, – не удивлена. – Она задумалась, подбирая слова. – По крайней мере, ты знаешь, что она в безопасности и о ней заботятся, – проговорила она.
Я знал. Мне было стыдно, что это так мало утешает меня. То, что я вложил это в дракона, помогло примерно так же, как помогает ампутация зараженной руки. Избавиться от нее совсем не одно и то же, что выздороветь. Пустота внутри меня ныла. Я смотрел на Старлинг из-под руки.
– Фитц, – сказала она тихо, – однажды я просила тебя… Мягко и по-дружески. Чтобы смягчить боль. – Она отвела глаза и смотрела на блеск солнца в ручье. – Теперь я предлагаю это тебе, – сказала она робко.
– Но я не люблю тебя, – честно признался я и тут же понял, что ничего хуже придумать не мог.
Старлинг вздохнула и отложила арфу.
– Я это знаю. Ты это знаешь. Но сейчас не обязательно было говорить об этом.
– Я это понимаю. Сейчас. Дело просто в том, что я не хочу больше никакой лжи, произнесенной или непроизнесенной.
Она склонилась надо мной и закрыла мне рот поцелуем. Через некоторое время она сказала:
– Я менестрель. Я знаю о лжи больше, чем ты узнаешь за всю свою жизнь. И менестрели знают, что иногда ложь – это то, в чем человек нуждается больше всего, чтобы сделать из нее новую правду.
– Старлинг, – начал я.
– Ты же знаешь, что скажешь сейчас не то, что нужно, – улыбнулась она. – Почему бы тебе не помолчать немного? Не надо ничего обрубать. Перестань думать, хотя бы ненадолго.
Но на самом деле это было довольно долго.
Когда я проснулся, она все еще лежала рядом со мной. Ночной Волк стоял над нами и смотрел на меня, тяжело дыша от жары. Когда я открыл глаза, он прижал уши и медленно вильнул хвостом. Капля теплой слюны упала мне на руку.
– Уходи.
Я сел и раздавил трех москитов на груди. Остались кровавые следы. Я потянулся за рубашкой.
Я мягко потряс Старлинг за плечо.
– Просыпайся, а то пропустишь пробуждение дракона.
Она лениво потянулась.
– Для этого я встану. Я не могу придумать ничего другого, что могло бы заставить меня хотя бы пальцем шевельнуть. Кроме того, это, может быть, мой последний шанс написать песню. Судьба такова, что я всегда нахожусь где-нибудь в другом месте, когда ты делаешь что-нибудь интересное.
Я вынужден был улыбнуться.
– Так. Значит, ты решила не сочинять песни о бастарде Чивэла? – поддразнил я ее.
– Одну, может быть. Любовную песню. – Она таинственно улыбнулась. – Эта, по крайней мере, была бы очень интересной.
Я встал и помог ей подняться. Я поцеловал ее. Ночной Волк нетерпеливо заскулил, и она быстро повернулась у меня в объятиях. Ночной Волк потянулся и низко поклонился ей. Когда она снова обернулась ко мне, глаза ее были широко раскрыты.