Странствующие трупы

Двойные большие двери впереди были закрыты, но когда я приблизился к ним, одна половина распахнулась: очевидно, ее открыл человек, слышавший грохот столкновения машин. Музыка зазвучала громче. К дверям подходили четыре широких ступени. Я перешагнул через одну прыжком, подошвы ботинок скользнули по граниту. Человек в дверях метнулся в сторону, когда я промчался мимо него и вскочил в здание.

Слева темно-красные занавески закрывали вход под аркой. Глубокие звуки органа неожиданно стихли, когда заговорил какой-то человек. Я подскочил к занавескам, отбросил их в сторону и оказался внутри.

Впереди протянулись скамьи, ряд за рядом заполненные мужчинами и женщинами в траурной одежде. Они занимали вправо не менее десяти ярдов, а перед первым рядом было пустое пространство, посреди которого возвышался гроб. На невысокой платформе стоял преподобный отец, рот у него был открыт, он произносил речь, одна рука была приподнята. Он повернул ко мне голову, рот у него открылся, рука упала.

Не теряя времени, я устремился вперед, потому что видел не только роскошный гроб, утопающий в цветах, но и тело Гизера. Был виден частично его профиль и огромный живот.

Наверное, я с самого начала знал, что мне надо делать. Вернее, что я попытаюсь сделать. Проход между рядами скамеек, покрытый темно-красной ковровой дорожкой, тянулся от меня до передней части часовни, и я воспользовался этим проходом. Последние слова преподобного отца повисли в воздухе.

Никаких других звуков. Пока там все замерли. У меня ушло секунд пять на то, чтобы ворваться сюда и добежать до гроба. Тут я остановился, широко расставив ноги, уперся торсом в металлический край постамента. Затем опустив обе руки в гроб, хорошенько ухватился за Гизера и поднял его вверх.

Это было довольно нелегко сделать. Он оказался словно сидящим в гробу, его голова безвольно склонилась вниз.

Тут раздались крики.

Разразился настоящий тарарам.

Глава 14

Я чуть было не надорвался.

Но все-таки я сделал это и сделал быстро. Я вытянул его до половины из гроба, пригнулся сам, еще раз встряхнул тело и взвалил его себе на плечи.

Его было трудно удержать из-за огромного брюха, но я обхватил его обеими руками и повернулся.

В часовне собралось человек семьдесят, включая человек двадцать — тридцать самых отпетых подонков в штате.

Смятение только теперь достигло своего апогея, а пока люди находились в шоковом состоянии. Случилось нечто неслыханное и невероятное, учитывая время и место, но на всю операцию ушли считанные секунды. Я двигался настолько быстро, насколько мог. Неожиданно закричали несколько человек. Вопли, вздохи, стоны — все смешалось в единое выражение изумленного недоумения.

И снова тишина.

Полнейшая, замороженная тишина.

Ни звука, ни шепота, ни дыхания.

И в этой тишине я услышал тиканье в брюхе Гизера.

Я перебросил труп через правое плечо, живот оказался возле моего уха, так что я не мог ошибиться. Часовой механизм работал. Тик-так-тик…

Я похолодел от ужаса. Мои нервы сначала напряглись, потом ослабли и задрожали. Я заволновался еще сильнее, невольно отгоняя прочь мысль о страшных последствиях своего поступка и о бомбе в животе Гизера. Я сосредоточил все мысли на том, как можно было еще попасть в эту часовню и сделать то, что я сделал.

И вот теперь, услышав зловещее тиканье механизма возле своего уха, я уже не мог не думать о бомбе, о нескольких фунтах динамита.

Если быть совершенно откровенным, то я на мгновенье заколебался, ведь каждому человеку хочется жить.

Я понимал, что каждый удар часов в действительности означал секунду или долю секунды, которая с неумолимой последовательностью проходила, приближая тот момент, когда бомба взорвется. А вот моя уверенность ослабела.

Мне не нравилось то, что я видел вокруг, точно так, как не нравились собственные мысли.

Так или иначе, но меня убьют. Если мне не оторвет голову при взрыве, то тут собрались не менее тридцати парней, которые с радостью оторвут ее у меня. При условии, конечно, что у них есть огнестрельное оружие. Во всяком случае, я видел несколько физиономий, которые, как мне казалось, выхватят свои пушки и изрешетят меня.

Ведь именно так они и поступают в обычных условиях, считая это единственным нормальным способом разрешения споров, а то и просто ради удовольствия.

А теперь, кроме всего прочего, имелась перспектива получить двадцать пять сотен, а некоторые из этих головорезов за такую сумму согласились бы покончить даже с собой.

Однако мне известно, что их предупредили: если начнется стрельба или поножовщина, их без разговоров упекут за решетку. Я не сомневался, что многих из них полиция самым тщательным образом обыскала, прежде чем впустить в зал. Так что, возможно, у них не было оружия. Но в их глазах я чувствовал желание отомстить.