Страшила

Мы прошли в эту дверь, за которой я встретил поджидавшего меня Минтера, сидевшего на краю стола. Это был красивый парень со стройным мускулистым телом, гладкой, кофейного цвета, кожей и ослепительной улыбкой, открывавшей белоснежные зубы. Ко всему прочему он обладал хорошо поставленной речью, данное обстоятельство как нельзя лучше соответствовало занимаемому им посту офицера по связи с прессой. Этот пост считался весьма важным в полицейском управлении Лос-Анджелеса, что, признаться, всегда вызывало у меня некоторое удивление. В самом деле, почему окончивший полицейскую академию коп, учившийся вести расследование и палить из пушки, должен заниматься болтологией, общаясь с журналистами, вместо своей непосредственной деятельности? Конечно, благодаря должности лейтенант чуть ли не ежедневно фигурировал в полицейских сводках в разделе новостей в газетах и на телевидении, но это не имело никакого отношения к настоящей полицейской работе.

— Привет, Джек, — сказал Минтер в приятельской манере, пожимая мне руку.

Я ответил так, как если бы получил официальное приглашение на пресс-конференцию, а не узнал о ней волею случая.

— Приветствую, лейтенант. Спасибо, что пригласили для личного общения. Я как раз задавался вопросом, не могу ли я попросить у вас фотографию подозреваемого по имени Хикс. Очень нужна для моего репортажа.

Минтер согласно кивнул:

— Без проблем. Он совершеннолетний. Может, еще какие-нибудь требуются?

— Вроде нет. Думаю, обойдусь одной. В газете не очень любят перепечатывать фотографии в стиле полицейского досье.

— Забавно, что вам понадобился именно снимок Хикса.

— А что тут такого?

Он сунул руку за спину и взял со стола, на краю которого сидел, папку из манильского картона. Открыв ее, протянул мне фотографию восемь на десять. Определенно она была сделана с помощью оборудования для слежения, о чем свидетельствовали цифры полицейского кода, проставленные в углу. Но самое интересное заключалось в другом. На снимке красовался я в момент передачи Дарнеллу Хиксу пятидесяти долларов. Эту сумму тот назначил в качестве уличного налога. По крупному зерну на снимке я мгновенно определил, что снимок сильно увеличен и фотографировали со значительного расстояния и под низким углом. Представив себе парковочную площадку, где происходил акт передачи купюр, я вспомнил, что находился в самом центре Родиа-Гарденс, и сделать этот снимок можно было только из окна одного из домов, окружавших парковку. Теперь я знал, что понимал Гроссман под словами «полная поддержка местного сообщества». По крайней мере один из обитателей Родиа-Гарденс позволил полицейским использовать свои апартаменты в качестве наблюдательного пункта.

Я помахал фотографией у него перед носом.

— Предлагаете мне наклеить ее в свой альбом для газетных вырезок и снимков?

— Нет. Просто хочу, чтобы вы рассказали мне, что тогда произошло. Если у вас проблема, Джек, я могу вам помочь.

Сказав это, он одарил меня своей ослепительной, ничего не выражавшей дежурной улыбкой. Однако я был не так прост и сразу понял, откуда ветер дует. Он пытался давить на меня. Фотография, отосланная боссу или конкуренту, могла навести на ненужные размышления. Сообразив все это в долю секунды, я ответил Минтеру такой же ослепительной улыбкой.

— Что вам нужно от меня, лейтенант?

— Нам бы не хотелось возбуждать противоречивые мнения там, где для этого нет оснований. Посмотрите на это фото. Оно может иметь различные толкования. Вам это надо?

Его посыл был ясен как майский день: «Не смейте затрагивать тему расовых противоречий в Родиа-Гарденс». Минтер отлично знал, что «Лос-Анджелес таймс» является в городе средством информации номер один и пользуется максимальным доверием читателей. И стоит ей только поместить на своих страницах статью, затрагивающую эту тему, как за ней потянутся другие печатные органы и телевизионщики. Если же «Лос-Анджелес таймс» не будет муссировать этот вопрос или спустит на тормозах, то другие средства массовой информации вполне удовлетворятся версией, предложенной Гроссманом.

— Похоже, вы еще не читали меморандум, лейтенант, — сказал я. — Между тем в газете мне дали пинка. В пятницу я получил в розовом конверте уведомление об увольнении. И теперь вы ничего не можете мне сделать. Мне осталось доработать последние две недели, после чего я автоматически оказываюсь за дверью. Так что вы можете сколько угодно посылать эту фотографию моему начальству. Если хотите, я сам передам ее Дороти Фаулер — редактору новостного отдела. Но это ничего не изменит в плане того, что я говорю или о чем собираюсь писать. Да, чуть не забыл! Скажите, парни из разведывательного отдела Южного бюро в курсе, что вы имеете обыкновение демонстрировать представителям общественности фотографии оперативного характера? Это, знаете ли, может дурно отразиться на разведывательной работе, лейтенант!

Я снова помахал фотографией у него перед носом, чтобы он мог оценить ее с этой точки зрения.