Страшная дорога свободной личности

Как пишет ведущий западный специалист по исследованию древнейшего матриархата Иоганн Якоб Бахофен в своей работе «Материнское право», «неприкосновенность женщины покоится на её идентичности со всеобщей матерью Землей… Женщины не только связаны с землей отношениями происхождения, но и являются самою Землей, материнство которой переходит на них». Но в интерпретации фон Триера это материнство природы, переходящее на женщин, предстает достаточно специфично. Природа — это мать, но это такая мать, которая пожирает своих детей.

Когда герои слышат стучание по крыше дома падающих желудей, жена рассказывает своему мужу, что в период ее жизни здесь с сыном для нее стало большим открытием, что дуб сбрасывает тысячи и тысячи этих не нужных ему зародышей новых деревьев — так много, что они всю ночь сыпятся на крышу. Между супругами происходит характерный диалог, который я приведу полностью.

— Дубы живут веками, — говорит жена. — Для размножения им достаточно одного желудя раз в сто лет. Тебя это вряд ли удивит. Для меня это стало важным открытием, когда я жила тут с Ником. Тогда желуди тоже сыпались на крышу. Сыпались и сыпались. Умирали и умирали… И я поняла: всё, что раньше мне казалось годами красивым, возможно, было уродливым. Теперь я слышу то, чего раньше не могла услышать — плач приговоренных к смерти.

— Всё это очень трогательно. В самый раз для детской книжки. Желуди не плачут. Ты это знаешь не хуже меня. Но вот как работает страх. Твои мысли искажают реальность, а не наоборот.

— Церковь Сатаны. Природа — церковь Сатаны, — отвечает героиня.

Здесь есть безусловная аллюзия между дубом в триеровском «Эдеме» и древом познания добра и зла в библейском Эдеме. Когда Ева пробует плод с древа познания, она тоже совершает некие «важные открытия», которые Джон Мильтон в поэме «Потерянный рай» описывает следующими точными словами:

«…глаза
Открыли мы, добро и зло узнали:
Добро мы потеряли, зло нашли».

После вкушения плода Адам и Ева теряют чистоту и невинность, естественную добродетель, испытывают похоть и начинают стыдиться собственной наготы. Теперь они знают, что они наги.

Называя место действия «Эдем», фон Триер намекает на фундаментальность того знания, которое обретают здесь герои. Они как бы возвращаются в место творения, где должны выяснить отношения с Богом и природой.

Однако если знание, открываемое Адамом и Евой, это в первую очередь знание стыда, то героиня «Антихриста» открывает знание о том, что творение есть зло или «церковь Сатаны». То есть такое знание, которое есть зародыш гностического мировоззрения, полноценно разворачиваемого фон Триером в следующем фильме.

И тут возникает однозначная параллель между разговором героини со своим мужем и рассмотренным ранее разговором Джастин и Клэр из «Меланхолии», в котором Джастин говорит, что жизнь на Земле — это зло, и что она знает об отсутствии жизни где-либо, кроме Земли. Становится более понятно, почему именно женщина, причем такая, как Джастин — не способная полноценно жить в обществе, становящаяся в нем невротичной, так же как и героиня «Антихриста» — оказывается носителем этого мировоззрения. Женщина соединена с природой, а природа обнаруживает тщету, бессмысленную гибель всего живого, уродливость на месте кажущейся красоты.

Напомню, что политолог, лидер движения «Суть времени» Сергей Кургинян в своей работе «Судьба гуманизма в XXI столетии» говорит о родственности культа растворения в природе, рождающегося в средиземноморской зоне, и гностического культа яростного выпрыгивания из природы в Абсолют, рожденного в Индии. Оба они связаны с преклонением перед тьмой, и оба презирают развитие как преодоление чего-то Первоначального. В данном случае мы видим, как в самой Европе одно возникает из другого, а именно из растворения в природе рождается гностический культ. Происходит это через женщину, которая эмансипирует заложенный в ней природный хаос. Женщина видит, как этот хаос лишает творение всякого смысла. «Все это не имеет смысла», — говорит героиня «Антихриста» незадолго до своей гибели. Теперь женщина готова приветствовать разрушение физической формы. Которая, кстати, связана с мужским началом.