Страшная дорога свободной личности

Первобытный коммунизм… Так называемая родовая коммуна, считавшаяся в советской науке первой формой существования подлинно человеческого общества, которая, как полагали, была матриархальной, действительно дает пример равенства людей — членов племени. Однако в чем была природа этого равенства? Племя бытийствовало и рассматривалось его членами как единое тело — у этого единого тела была общая (то есть единая) пища, общие жены/мужья в родовом браке. Современному рациональному сознанию трудно понять это, но первобытный человек действительно не разделял свою личность и род — вплоть до единства своего тела с телом племени.

Как пишет Бриффо, связь между членами племени «основывалась не на понятии, а на спонтанном чувстве, проявлении материнских инстинктов». То есть он утверждает, что взаимная привязанность членов племени проистекала из их привязанности к матери, зависимости от материнской защиты и опеки.

Индивидуальность же отсутствовала. Бриффо описывает это так:

«Одно из самых фундаментальных и поразительных отличий между менталитетом первобытного человечества и нынешним представлением о человеческой природе заключается в степени, почти непостижимой для нас, в которой чувство индивидуальности не развито в первобытном уме… Дикарь не только отождествит себя с животным, или деревом, или даже камнем; он скажет, что его сын или его брат — это «сам», он скажет вам, не замечая противоречия, что он здесь и в то же время где-то еще… Его одежда и его имя являются частью его самого и должны быть защищены от травм так же, как он хочет быть защищенным от них. Точно так же оскорбление члена группы, к которой он принадлежит, того кто с ним одной плоти, есть оскорбление, нанесенное ему самому. Он возмущается им не в силу великодушных чувств, возвышенных принципов чести или высоких этических убеждений, а из-за неопределенных представлений об индивидуальности, дающих ему возможность полностью отождествляться с группой. Он мыслит не в категориях своего эго и его интересов, а в категориях «группы-индивидуума».

Не только Бриффо, интересовавшийся матриархатом, но и русский марксистский автор, крупный деятель большевистской партии Александр Богданов, относительно безразличный к матриархату и концентрировавший свое внимание на способе мышления тогдашних людей, регулирующих его нормах и идеях, дает ту же картину «равенства в нерасчлененности». Он пишет, что целью обычаев, которые регулировали всю жизнь племени, было «коллективное благо группы, потребности коллективной жизни, понятные и очевидные для всех, — потому что никто еще и не думал выделять свои личные интересы и стремления из общих интересов и стремлений своего родного коллектива — не было обособленных „личностей“, а был единый организм родовой общины, и его живые клетки — люди, связанные кровной связью».

Итак, личность отсутствовала. Несмотря на появление к этому моменту сложной материальной культуры, несмотря на формирование сложной системы обычаев, человек не осознавал себя как личность, не чувствовал, что существует какая-то «граница» его самого, за которой он заканчивается и начинается другой человек. Первобытный человек ставил знак равенства между собой и племенем.

Именно такое представление о коммунизме в итоге оказалось наиболее понятно для западного сознания: равенство безличных, равенство лишенных культуры, равенство «возвращенных в лоно природы». Люди равны потому, что все они дети породившей их земли, которые не претендуют на какое-либо отделение от последней. Концептуально, на уровне матриц мышления, декультурацию и возвращение в лоно природы призван обеспечить постмодернизм.

Возвращение — это, конечно, не то же самое, что первоначальная слитность с природой, неотделенность от нее. Оно происходит в условиях сохранения современной технологии, а также власти. Власть лишь переходит в новые формы, при которых она должна осуществляться косвенно, через контроль над психикой.

Такова в общих чертах состоявшаяся эволюция левой идеи на Западе. Ее обязательно необходимо рассмотреть подробно, чтобы точнее понять, какова идеологическая диспозиция в современную эпоху, в которой нам жить. Но сейчас хотелось бы подчеркнуть, что единственное место, где левая идея получила иное развитие — это Россия. Здесь, как и на Западе, она была реализована не буквально (по марксистской или иной прописи), а через определенное собственное «прочтение» — только совсем иное.

Почему, породив на Западе столь ядовитые всходы, та же идея создала в России первое в истории человечества государство социальной справедливости, пусть и оказавшееся исторически недолговечным? Всё зависело, по-видимому, от того, с чем идея соединится в душе народа, взявшего ее на вооружение.

Одно из объяснений такой разницы лежит в различном отношении к телу и женскому началу в России и на Западе. Постараемся увидеть, в чем состоит эта разница.