Страшная общага

– Сколько мне еще осталось? Сколько раз мне еще придется через это проходить?

– Всего восемь. С пятью ты уже справился, так что осталось немного.

Всего три раза, всего лишь три раза, но…

– Значит, еще есть время… – прошептал Артем.

– Ты встать-то сможешь или тебе помочь? – заботливо поинтересовался Виктор Михайлович.

– Без вас обойдусь. – Артем с трудом поднялся на ноги. Он чувствовал себя восьмидесятилетним стариком. Виктор Михайлович, напротив, выглядел весьма бодро и жизнерадостно.

– Иди, голубчик, наслаждайся остатками жизни. Я позову тебя. И, Артем, в этот раз можешь спать спокойно, не хочу, чтобы ты умер от истощения – я позову тебя по-другому.

– Сгораю в нетерпении, – огрызнулся Артем.

* * *

Два дня ничего не происходило, а потом его предало его собственное тело.

Это было ломкой. Казалось, что в его крови яд, который с каждым ударом сердца все больше и больше отравляет тело. Ныли кости, тянуло мышцы, горела кожа, от пульсирующей боли в голове темнело в глазах. Обезболивающие не помогали, Артем съел уже столько таблеток, что боялся: еще хотя бы одна – и он просто умрет от передозировки. Хотя выносить боль тоже уже не было сил.

Артем чувствовал себя марионеткой, тряпичной куклой, которую против воли привязали к деревянному перекрестью и заставляют двигаться так, как нужно кукловоду. Он сопротивлялся каждому шагу, сделанному в сторону Старой Общаги, каждой мысли о том, что проще сдаться, чем продолжать бороться. Но борьба была сплошной агонией – даже смерть в этот момент казалась ему благостным избавлением.

Он был на самой грани, когда дверь комнаты открылась перед ним.

– Ты долго держался, голубчик. – Голос Виктора Михайловича был ласковым и нежным, как объятия матери. – Проходи, ты заслужил небольшую награду.

Боль уходила, как будто ее высасывали из тела, и освободившееся место занимала такая приятная легкость, что трудно было понять, находишься ли ты все еще внутри тела или паришь в каком-то другом измерении. Эйфория, граничащая с экстазом, острое, опустошающее удовольствие.

* * *

Шерстяной ковер на полу комнаты стал для Артема странным образом родным. Ему нравились его мягкость и запах – несмотря на все происходящее, они странным образом успокаивали.

– Почему я? Почему именно я? – Этот вопрос интересовал Артема уже очень давно. Он, конечно, был совершенно бесполезным, но человеку всегда интересно, почему мир несправедлив именно к нему.

– О, мы наконец-то добрались и до этого вопроса – все в какой-то момент задают его. – Виктору Михайловичу страдания Артема явно доставляли удовольствие. – Ты мне понравился. Только и всего. И твое тело было достаточно сильным, чтобы вынести ритуал. Не каждый на самом деле выдерживает.

– Как все просто.

– Очень просто, – согласился колдун. – Так что если ты хотел потешить себя мыслями о том, что ты особенный, то уж извини, но это не так.

– А жаль, даже не знаю, как дальше жить, когда наконец узнал о своей обычности.

– Иронизируешь? Это хорошо, значит, все еще не сдался.

– А вам-то какое дело, сдался я или нет? – безразлично спросил Артем.

– Вечная жизнь, конечно, вещь хорошая, но через несколько столетий понимаешь, что все ходит по кругу, все одно и то же. Скучно. Хочется хоть какого-то развлечения.

– Надеюсь, из меня получается хороший шут.

– Средний, – честно признался Виктор Михайлович.

– Могу пообещать вам одно, – Артем медленно, осторожно, но уверенно поднялся на ноги: – В этом мире никто не вечен, и вы не будете исключением.

– Это мы еще посмотрим.

У Артема был план, и он не собирался ждать следующего Зова.

* * *

Артем давно промок до нитки. По-осеннему холодный и злой дождь выгнал с улицы почти всех прохожих, даже смелые туристы предпочли наблюдать за разбушевавшейся стихией из окон своих номеров. Но такие мелочи, как холод и сырость, совсем не мешали Артему.

Выхода не было. Он понял это, лежа на мягком ковре, понял отчетливо и ясно. Ему не хватит сил, чтобы бороться. В следующий раз, когда колдун позовет, Артем встанет и покорно пойдет на Зов, радуясь, что не нужно больше бороться. Он придет к нему и не вернется. Паук высосет из него последние силы, будет жить дальше, а он умрет. Вот так вот глупо и безыдейно… это будет не геройская смерть, спасая ребенка из горящего дома, не смерть за идею или во имя правосудия, когда есть надежда, что одна ничтожная человеческая жизнь может на что-то повлиять, и даже не роковая случайность, когда от тебя ничего не зависит. Он, молодой, сильный, умный красивый, умрет, чтобы продлить жизнь гадкому, злобному существу. И он ничего не может сделать…

Или может?

Дождь закончился по-питерски неожиданно, ветер растолкал лохматые тучи в разные стороны, они сбились плотными комками и покатились в разные стороны, а в просветах засветилось синее полотно неба. Артем стоял, оперевшись руками о холодные, скользкие перила Троицкого моста, смотрел на величавую, неспешную Неву, на огни фонарей, золотым ожерельем украшающие набережную, на Петропавловскую крепость, вдыхал холодный, влажный воздух.