Страшная общага

– Знаешь, корова, я еще мирилась, что в моем колледже обитает такая жирная тупая очкастая уродина, как ты. Но мириться с тем, что ты решила открыть рот и грубить, я не стану. Тем более мне совсем не нравится, что такие, как ты, обходят меня на повороте. Что ты наобещала Ксеше?

– Ничего.

– Уж прям! Все знают, что она делает со студентками за закрытыми дверями.

– Ты о чем?

Наташка ухмыльнулась:

– Будто сама не знаешь?

– Нет, не знаю.

– Говорю же, девочки, она идиотка.

– Сама ты идиотка!

Алисе бы промолчать, переждать бурю и спокойно уйти, но не получилось. На них стали обращать внимание, подходили ближе, прислушивались, перешептывались, ухмылялись, но не вмешивались. Среди зрителей был и Олег.

– Что? – прошипела Наташка. – Что ты сейчас сказала?!

– Что слышала.

– Корова, да ты попала.

От первого пробного замаха Алиса увернулась – помогла отцовская наука. Но дальше стало хуже: к предводительнице подключилась свита.

Холодная жижа, полившаяся за шиворот, стала неприятной неожиданностью. Алиса развернулась, но Яська уже успела отскочить и глумливо улыбалась. В руках она держала грязную разрезанную бутылку из-под колы.

– Как думаете, Квазимодо освежилась? А, девочки? – Голос Наташки так и сочился довольством.

– Мне кажется, нет, – хихикнула Кристинка и махнула рукой.

В Алису полетела новая порция жижи. Она смогла отскочить – на этом удача ее покинула. Лужа казалась бездонной и щедро делилась с гадинами грязью. Одежда, лицо, волосы – они не оставили ни единого чистого места. Особо меткий бросок Наташки залепил стекла очков, Алиса превратилась в слепого крота, бестолково мечущегося на солнце. А грязь все летела, будто гадин было не три, а сотня.

Холодно, мерзко, противно, тошнотворно. От обиды хотелось плакать.

Захохотала Наташка, Алиса бросилась на звук – сейчас она была грязнее лужи и могла хоть немного поквитаться, но не добежала. Кто-то подставил ножку, и она упала, ударяясь ладонями и коленями.

– Твое место в грязи, корова, – припечатала Наташка и со всей силы пихнула в бок. Алиса плюхнулась лицом в лужу. – Запомни.

– Ну все, пошли отсюда.

Но никто никуда не делся. Вместо этого рядом смачно со звуком поцеловались, а потом Алиса услышала голос Олега:

– Меня так заводит, когда ты злишься, крошка. Зарулим к тебе?

Наташка хихикнула:

– Я подумаю.

Чуть позже зрители и действующие лица ушли, стихли хохот и разговоры. Только тогда Алиса смогла пошевелиться. Сил не было, слез тоже. Ей удалось развернуться на спину и кое-как протереть очки. Алиса посмотрела на небо. Серое, тяжелое, давящее. Столь же давящее отчаяние придавило бетонной плитой. Алиса, как никогда, ощущала себя униженной, втоптанной в грязь – ту самую грязь, которой была покрыта с ног до головы.

Вот бы перестать дышать, остановить сердце, позволить душе покинуть измученное тело. Улететь туда, где нет боли и ненависти, где нет издевательств и страха. Алиса отдала бы все, чтобы не чувствовать себя ничтожеством.

В небе появилась черная точка. Точка увеличивалась, обретала очертания, форму, объем. Птица. Возможно, та, которую видела Алиса утром из окна. Птица кружила над ней и будто бы только ждала момента, чтобы вцепиться в плоть кривыми когтями.

– Я падаль, – прошептала Алиса, а потом еще тише добавила: – Не хочу.

Откуда-то вдруг появились силы, она вскочила на ноги, задрала голову и заорала:

– Не хочу падалью! Не хочу!!! Лучше, как ты, рвать тела, тупая птица, чем так, как сейчас!

Хищница взмахнула мощными крыльями, поймала поток и стала планировать.

– Слышишь, ты, я не хочу! Не хочу!!!

Птица ответила гневным клекотом, сделала круг и полетела прочь. В воздухе осталось лишь ее перо. Алиса ощутила странное благоговение. Едва дыша, следила за полетом, а потом резко выбросила руку вперед и стиснула кулак. Ладонь кольнуло. Алиса ойкнула и разжала пальцы.

Пусто.

– Что за…

Перед глазами вдруг потемнело, голова закружилась, ноги подкосились. Алиса, потеряв сознание, снова рухнула в грязь.

Пробуждение не принесло облегчения. Наоборот, она чувствовала себя гораздо хуже. Кругом клубилась чернота. Моргнула – чернота никуда не делась, скорее стала плотнее, ощущалась всеми органами чувств. Висок кольнуло болью, Алиса вскрикнула, дернулась – вот только тело ее не слушалось. Чернота вдруг ощетинилась иголками и принялась колоть. А после пришел жар. Волной окатил тело и сконцентрировался в голове, грозя взорвать ее на мелкие кусочки.

– Мама, – простонала Алиса. – Мама, помоги…

Ответа не было, только издалека слышалось гудение да чье-то крайне немузыкальное пение.

Второе пробуждение было кардинально другим. Алиса лежала в своей кровати, мокрая как мышь. Ничего не болело, не ныло. Она ощущала себя отдохнувшей и здоровой. От боли, глодавшей тело, почти ничего не осталось. Только воспоминания и легчайшая слабость, которая ушла вместе с потом и водой после душа.

Орудуя зубной щеткой, Алиса пыталась думать. Анализировать. Получалось с трудом, будто сам организм отключил такую ненужную, по его мнению, функцию, как мышление.