«Вечером меня вызвал майор. Я пришел, доложился, как положено. Селихов сидел на бревне возле своей землянки, опустив в задумчивости голову. Он поднял на меня колючий взгляд и сказал:
— Я вызвал вас предупредить, — майор замолчал, достал портсигар, стал закуривать. Потом снова окинул меня суровым взглядом: — Так вот, впредь все радиограммы будете передавать только за моей подписью. Никакой отсебятины и самодеятельности. Думаю, вы поняли меня? Только за моей подписью, — повторил Селихов.
— Все ясно, — неохотно отозвался я. У майора дернулась правая щека, и он крутнул головой. — Да, и еще хочу вам напомнить, — майор строго посмотрел на меня. — Поменьше общайтесь с партизанами. Особенно не заводите шуры-муры с девками…
Я чуть было не засмеялся, но сдержался. За все последние дни мы никого из партизан не видели, не то что партизанок. Были они в отрядах, не были — даже не поинтересовались. Я смотрел на майора и молчал.
— Вам ясно, что я говорю? — широко открытые немигающие глаза Селихова в упор глядели на меня. — Я у вас спрашиваю: ясно?
— Да, ясно, товарищ майор, — сказал я совершенно спокойно.
— Так чего же вы молчали? — повышенным тоном спросил он. — Какая разболтанность! Не забывайтесь, товарищ радист. Не думайте, что у партизан все дозволено.
— Яне забываюсь и не думаю, товарищ майор.
— Мальчишка! — Селихов резко встал, метнул на меня недобрый взгляд и вошел в землянку» [68, с. 13].
Н.Д. Луговой вспоминал, как однажды летчик Морозов взял его за локоть, отвел в сторону. «Скоро, товарищ комиссар! Скоро! — внушительно зашептал он, — силища собрана на Керченском полуострове огромная. Огромнейшая! Со дня на день ждите. Удар с Керченского направления, другой из Севастополя». Мы радовались как дети» [78, с. 146].
Катастрофа
Мы уже не раз подчеркивали ту мысль, что все, что происходило в Крымском лесу, является прямым следствием того, что происходило на фронтах Великой Отечественной войны в целом, и непосредственно в Крыму в частности. Вот почему мы перенесем внимание читателя за линию фронта, на Керченский полуостров, где с начала 1942 года находился штаб Крымского фронта.
Начать эту главу я хочу с истории одной песни. Впервые о ней я услышал, а вернее, прочитал в 1989 году в журнале «Новый мир» в статье Юрия Черниченко: «В начале марта из Москвы прилетел Мехлис. Генерала Толбухина он снял с поста начальника штаба фронта, уличив в создании оборонительных рубежей в глубине полуострова. «Закапываются, трусы!
Лезут в землю, предатели, когда фронт должен знать одно — «Вперед за Сталина, ура!» вместо траншей — вот «Боевая крымская», новая песня Сельвинского…» [І02, с. 191].