В течение нескольких лет работы по партизанской тематике у меня сложилось некоторое предубеждение в отношении «сочинских партизан» — работников Крымского штаба партизанского движения. Развеялось оно только после того, как в мои руки попали тома переписки, которую вел Крымский штаб со всем Советским Союзом. Как правило, все письма были аналогичного содержания:
Отправляя подобное письмо, люди, что называется, хватались за соломинку. В девяноста пяти случаях из ста к такому письму прикладывался стандартный ответ:
Я начал свой анализ писем с самого радужного исхода, хотя было и такое, когда сообщалось, что разыскиваемый человек действительно был крымским партизаном, но… погиб смертью героя. Такие нюансы, как умер от голода и тому подобное, естественно, опускались. Но и такой ответ был благом, так как теперь семья погибшего имела право на пенсию со стороны государства.
Но были и такие ответы, когда сообщалось, что ваш муж Иванов Иван Иванов расстрелян как изменник Родины. Параллельно аналогичная информация направлялась в местное отделение НКВД, и на семью погибшего обрушивались невзгоды, связанные с тем, что теперь они «члены семьи врага народа».
Первые письма на Большую землю улетели, в прямом значении этого слова, вместе с майором Лариным. Когда бывшего командира Зуйского отряда доставили в Ленино, где находился штаб Крымского фронта, то его посетил лично Л.З. Мехлис. Долго и придирчиво расспрашивал, а затем велел отправить самолетом в Краснодар в госпиталь. Когда Н.П. Ларина стали готовить к операции, то оказалось, что все карманы заполнены записками от партизан с адресами их родных. Ларин попросил, чтобы к нему прикрепили трех школьниц, которые разберут эти записки и напишут письма. Через какое-то время в госпиталь пошел обратный поток писем, а затем стали приезжать родные партизан.
В дальнейшем эта функция — координатора партизанской почты перешла на Крымский штаб партизанского движения.
Иногда письма шли через Москву.
На письме в углу пометка
А вот фрагмент воспоминаний врача О.И. Сухарева.