– Наклонись-ка поближе, Леня, – Евсеев окинул взглядом лабораторию в поисках притаившейся телекамеры. – Я тебе кое-что на ушко шепну. Не хочу напрасно рисковать. Даже если здесь только изображение передается.
– Да, Валера, – пробормотал Леонид Всеволодович, как только быстрый шепот стих. – Ты тоже умеешь ошарашивать.
Глава десятая
Когда в дверь нашего нового жилища забарабанили тяжелые кулаки, Павел подхватился с места и, одним движением выдернув из-за пояса пистолет, ссуженный сыну подполковника Челнокова «одним из батиных сослуживцев», на цыпочках подкрался к двери.
Почти сутки мы обрывали телефоны сначала в ординаторской диагностического центра, потом, вопреки уговорам заведующего, – в собственной квартире. Но единственным результатом массированной телефонной атаки стало подтверждение самых мрачных предположений: Валерия Евсеева никто не арестовывал – его просто похитили. И теперь этот настойчивый стук мог означать только одно – за нами тоже пришли. Я мысленно поблагодарила Бога, что мама под конвоем Эли отправилась за продуктами в ближайший супермаркет и, вооружившись единственным кухонным ножом, цыкнула на заколотившееся сердце.
– Кто? – Хрипота в голосе Павла показалась мне излишней. Неужели простуду подцепил после курса оздоровительных обливаний? – Ах, это вы…
В отличие от меня, Павел Челноков превосходно справился с замками и, пропустив в прихожую дядю Леню, быстро захлопнул дверь.
– У нас мало времени. – Михеев судорожно схватил Павла за руку. – Мы должны успеть!
– Что успеть, Леонид Всеволодович? – мое колотящееся сердце ухнуло куда-то вниз. – Что случилось?
– Много чего, ребята, случилось, – процедил сквозь зубы дядя Леня, и даже стекла очков не помешали мне разглядеть затопивший все его существо страх. – На рассказ времени нет. Просто идемте со мной. Мне не к кому больше обратиться. Я все в машине объясню. А оружие, Павел, прихвати. Оно нам понадобится.
Сидя в «Москвиче», летевшем вдоль припорошенного снегом проспекта, я слушала покаяние дяди Лени, и вместо того, чтобы испытывать страх за отца и брата, пыталась соединить в одно целое образ заштатного инфекциониста и разработчика сверхсекретного биологического оружия. Все, что рассказывал Михеев, казалось похмельным бредом помешанного на шпионаже подростка. Единственным якорем в зашатавшемся мироздании для меня оставался Павел, которого волновали чисто практические вопросы.
– Почему такой аврал? – нахмурился он, когда дядя Леня закончил свой научно-шпионский рассказ. – Вы, кажется, говорили, что собирались тихо-мирно подготовить побег. И вдруг бросаете нас на штурм ни много ни мало – сверхсекретной лаборатории, охраняемой… Сколько вы сказали там человек?..
– Двадцать три.
– Вот именно. Двое против двадцати трех, и убогий «Макаров» против АКМов. Или что там у вашей охраны?..
– Я не мог пойти в «контору». Там у Меранского свои люди, и мне они неизвестны. Наткнись я на них, и погубил бы все и сразу.
– Это я понимаю. – Павел Челноков в нетерпении рубанул ребром ладони по спинке переднего сидения так, что звон пошел. – Я не понимаю, что конкретно случилось?
– Они забрали ее. Я сам видел, как Наташу запихивали в крешинскую машину.
– Наташку?! – Подскочила я, и сморщилась от боли в особо побитых местах, являющейся отличным напоминанием о бренности телесной оболочки. Ну, куда меня опять несет? «Неужели тебе было мало приключений в «раю», чтобы по доброй воле отправиться в ад?» – вздохнул внутренний голос, и, будь у него голова, укоризненно покачал бы ею. Я даже не стала возражать ему. Только спросила у дяди Лени: – А Наташка-то им для чего понадобилась?
– Думаю, для того, для чего и Хуан. – Вцепившегося в руль Михеева била крупная дрожь. – Это я виноват. Мой проклятый болтливый язык. Когда я говорил с Валерой в лаборатории, то ляпнул, что Хуану не страшен вирус, будучи уверен, что комната не прослушивается. Но, видимо, ошибся. Меранский прослушал запись и, чтобы вытрясти из Евсеева лекарство для племянника, решил заразить еще одного близкого твоему отцу человека. Понимаешь, Ника, мы должны успеть! Если ей введут вирус…
– Почему ее? Почему не меня или маму? – пробормотала я, пытаясь сохранить рассудок в творящемся вокруг Армагеддоне. – Значит, она наврала, что не спит с отцом. Иначе, зачем бы они стали ее похищать?
– Она не спит с твоим отцом, Ника. – Какие-то странные нотки в голосе Михеева заставили меня навострить уши. – Это Меранский так думает. Другого объяснения ее поведению он просто не находит. Слова «дружба», «уважение», «общее дело» для него давным-давно стерлись, разменная монета.
– Да вы-то почем знаете!
– Кому же знать как не мне? Она ведь со мной спит…
Какое-то время в кабине слышалось только надрывное завывание мотора, пока Павел, прокашлявшись, не спросил: