Страшная сила

– Да брось, Валера… Кому ты пудришь мозги! Мы вместе начинали работу над «РК-46», и я прекрасно знаю, что иммунитет к нему устанавливается пожизненный. Как к натуральной оспе. Если организм Хуана с помощью твоего лекарства загнал вирус в «спячку», то теперь он его загонит в спячку и без лекарств. Да, он поболеет, помучается, но выживет. А у меня будет время все хорошенько обдумать и… смыться вместе с вами. Не нравится мне идея воскрешения «РК-46» ни под каким соусом. А то, что вирус попадет в частные руки, не нравится втройне. Я помню твои кубинские рассказы. Радует только, что лекарство все-таки существует. По крайней мере, в твоей голове. А то вообще был бы полный пи-ик, – Леонид Всеволодович громко икнул, скомкав последнее слово. – В общем, решено. Сваливаю вместе с вами.

– Да уж, Леня… – покачал головой Евсеев. – Умеешь ты ошарашить. То «ненавижу, не прощу», то «сваливаю вместе с вами». А не боишься, что лейтенантик нас и на краю света достанет? Свидетели ему не нужны.

– Ты полагаешь, что я не думал об этом? – захмелевший Михеев предпринял робкую попытку подняться, но затекшие в неудобной позе ноги повиновались хозяину крайне неохотно. – Как говаривал Остап Бендер: «мне моя жизнь дорога как память». И с нею я не собираюсь расставаться даже ради тебя – моего ненавистного друга. Но ведь все мы под богом ходим! А лейтенантику уже не двадцать пять… И сердце у него совсем не пламенный мотор, и печенка шалит, и… Пока ты будешь работать над препаратом, глядишь, и еще какая-нибудь неприятность с ним случится.

– Вроде той, что ты устроил его племяннику? – невинным голосом поинтересовался Евсеев, испытывающе глядя на Леонида Всеволодовича.

– Ты всегда был догадлив, Валера. – Разбитые губы Михеева скривились в улыбке так, что вновь проступили алые капли. – Чертовски догадлив. Видишь, я теперь в твоих чистых руках. Стоит тебе только захотеть, и лейтенантик закопает меня глубже этой лаборатории. Причем, живьем. В общем, если ты мне веришь – действуем по моему плану. Если нет…

– То ты меня закопаешь, – понимающе хмыкнул Евсеев, – чтобы не болтал. Прямо сейчас.

– Да Бог с тобой, Валера. Даже если бы я и решил тебе рот заткнуть, то при натыканных тут камерах этот номер не пройдет. За твою драгоценную жизнь Меранский меня закопает на ту же самую глубину.

– Ну, не мне тебя учить, как одним уколом человека на тот свет отправить. Потом соврешь, что колол меня от сердца…

– Не все так просто, дорогой. Меранского обмануть – не литр спирта выпить. Он тут такое дознание проведет… Кстати, ему даже допрос с пристрастием не понадобится. Достаточно будет накачать меня нашим «зомби», и я тут же все ему выложу. В том числе и то, что он нем думаю. – Леонид Всеволодович снова опустился на пол, на этот раз привалившись к стене рядом с Евсеевым. – Ну, а уж после того, как он это услышит…

Михеев замолчал, уставившись в глазок телекамеры, и с сухим смешком продолжил:

– Господи, Валера, если бы кто-нибудь еще месяц назад сказал, что мы будем на полном серьезе обсуждать, кто кого глубже закопать может, ты бы ему такие физиопроцедуры прописал…

– Да не собираюсь я тебя никуда закапывать, – вяло сообщил другу Евсеев. – Мне даже душить тебя расхотелось. Так, морду набил бы, и все. Ты на меня сегодня столько всего вылил… Хоть сейчас в душ – отмываться.

– За этим дело не станет. Все удобства у тебя будут.

– Бред какой-то.

Вокруг двух сидящих на полу мужчин петлей затягивалось молчание; даже тиканье часов не нарушало ватную тишину. Лишь электронное табло рисовало портрет времени светящимися алыми росчерками. Прямыми и однозначными, как выбор, перед которым каждому когда-нибудь придется встать.

– А ты, правда, Марину любил? – Тишина, поджав хвост, бежала от вопроса Евсеева.

– Почему в прошедшем времени?

– Что, до сих пор?!

– Не боись, не отобью. – Кислая мина проступила на лице Михеева. – Уж если за двадцать лет твоего отсутствия у меня ничего не получилось… И вообще, я – женатый человек. Только не хмыкай так, не хмыкай! За Маринку свою можешь не беспокоиться. Есть у меня отдушина. Но упаси тебя Бог сказать об этом Дине! Не посмотрю, что ты мне друг…

– Ненавистный?

– Ненавистный, – кивнул уже основательно осоловевший Михеев. – Кстати, отличное словосочетание: «ненавистный друг». Так вот, я тебе, ненавистный друг, уже всю свою подноготную выболтал. На три пожизненных хватит. И – на принудительную кастрацию. Ладно, кончаем лирику. Ишь, расселся! Арбайтен давай… Вари свое спасительное зелье. Только припоздай чуть-чуть. Чтобы этой олигархической сволочи помочь уже не могло. Друг ты мне, или не друг? А я к этому времени уже буду готов когти рвать. Чего смотришь на меня? Да, я пьяный, ну и что? Главное до двери дойти, и охрану позвать. Пусть отстегивают тебя, дармоеды. Только я тебя прошу, Валера, веди себя тихо. Смысла нет бучу поднимать. Пока ты не выдал на гора лекарство, с тебя пылинки сдувать будут.