Страшная сказка

– Молчи, терпи и плачь, – промурлыкала она, сильнее вдавливая отточенный ноготок в его тело, и хоть это было тьфу, пустяки, не боль, ему отчего-то почудилось, что из светло-синих (!) линий выступают капельки крови – темно-красной крови, точно такой же, как покрывающий ее ногти лак. Ну а потом Егор сказал, что не одному лишь искусству татуировки научился там: вот если бы печатались книжки про не только всем известную Камасутру, или китайский даосизм, или еще что-то в этом роде, а издали бы пособие по лагерной школе секса, то не было бы для женщин лучшего учебника, особенно в искусстве… как бы это поизящнее выразиться… в искусстве игры на флейте! Она слушала с блаженной усмешкой, а потом они перешли к практическим занятиям, и, кажется, не было в его жизни более прилежной и умелой ученицы… А потом она исчезла – просто исчезла, будто и не было ее никогда.

И что? За какие-то два года вот так все забыть? В упор не видеть человека, которому… который…

– Надюшка, не хочешь купнуться? – послышался рядом веселый мужской голос, и Егор сначала зафиксировал, что это сказал русский (со всех сторон слышалась только немецкая и французская речь), мимолетно удивился, кто может к ней обращаться этак фамильярно, и, оторвавшись от невеселых мыслей, посмотрел в направлении голоса.

Парень со светлыми волосами, с которых капала вода, высунулся из бассейна, словно водяной, и смотрел на молодую женщину, призывно пошлепывая ладонями по воде. Солнце играло на его мокрых загорелых плечах – плечи тоже были ничего себе, не слабее, чем у Егора, даром что без татуировки.

– Хочу, – сказала она, легко вскочила с лежака и, красиво поводя своей умопомрачительной попкой, соскользнула в бассейн.

Парень поддержал ее в воде, и на какой-то миг их тела прильнули друг к другу, и Егор увидел, как смотрят на эту женщину его глаза. Они были голу… черт! Вот именно что они были голубыми, а никакими не светло-синими! Голубыми, да, гори оно все огнем!

Вот в чем дело, значит. Вот почему она никак не хотела узнавать Егора.

Она была здесь не одна, а со своим мужчиной!

Уязвленное самолюбие (как это так?! Бывшая любовница не желает его признавать?!) немного успокоилось. Но взамен начала бушевать ревность, а Егор знал за собой такую особенность: если его одолеет это чудище с зелеными глазами, то Отелло, шекспировский мавр (между прочим, земляк тутошних аборигенов, ибо сия страна, Марокко, некогда называлась именно Мавританией), – так вот: если Гошу Царева начнет одолевать ревность, мавр Отелло может спокойно отдыхать.

Родион Заславский Январь 2001 года, Нижний Новгород

Как известно, друзьям отказывать труднее всего. Даже в самых дурацких просьбах. Ведь друг не молит униженно, дескать, помоги, голубчик, не дай пропасть, тем самым перекрывая тебе возможность выбора – помочь или не помочь. Друг просто звонит и ставит тебя перед фактом:

– Слушай, Родик, ты мне до зарезу нужен сегодня. Видок прими повнушительнее. Будь во столько-то там-то, но уж постарайся не опоздать. Иначе все дело сорвешь!

– А что за дело? – робко интересуешься ты, прикидывая, что «во столько-то» наступает уже через полчаса, а у тебя и своих забот по горло, да и понятие «выглядеть повнушительнее» очень уж растяжимое, разброс от золотой цепи в кулак толщиной на шее и мятых шортов до костюма из жутко дорогого магазина «Boss», который недавно открылся на Покровке, – то есть архинеобходимо утрясти некоторые детали, касаемые совпадения цвета носков, трусов и галстука. Но друг считает, что твое любопытство недостойно ваших отношений:

– Ты чего это? Сказал же: надо, Федя. Надо! Когда тебе надо, я же всегда как штык, как пионер, готов к труду и обороне! Скажешь, нет? Короче! – Голос друга становится категоричным, как приговор высшей инстанции. – Короче, там-то во столько-то. Некогда мне с тобой лясы точить, бежать надо. И не волнуйся, Родя… – Тут друг многозначительно умолкает, а потом продолжает с торжеством: – Ни в какой криминал я тебя не втравлю!

Вслед за этим он испускает противненький хохоток и бросает трубку, убежденный, что является величайшим юмористом всех времен и народов, рядом с которым отдыхает даже Задорнов-младший. И юмор не только в том, что ты теперь надолго призадумался, кто же ты есть, в конце концов, Родя (Родион) или Федя (Федор). Штука (и шутка) в том, что друг твой, по имени Николай Мыльников, работает в районной милиции, в отделе борьбы с экономическими преступлениями, и это в самом деле игра слов высокого полета – насчет того, что он не втравит тебя ни в какой криминал. То есть ты заранее знаешь, что именно в это дело и вляпаешься, но, поскольку времени на возражения и на обдумывание тебе уже не отпущено, начинаешь быстро одеваться, вытаскивая из гардероба первые попавшиеся одежки и размышляя, что тебя ждет на сей раз.