Страшная сказка (не)для Золушки

Могла ли я хоть как-то остановить этот ужас и сделать хоть что-то со своей стороны? На самом деле, я ни в чём не была тогда уверена. Ни в реальности происходящего, ни в убеждениях и в предоставленной мне от Одуваловой информации. Если ей удалось со столь ненавязчивой лёгкостью обвести вокруг пальца меня и Альку в казино, то что ей стоило проделать то же самое снова и снова?

Как бы там ни было, но рисковать своей и чужой жизнью я, естественно, не могла и не имела права. И, если по заверениям Катьки, меня действительно захотел забрать себе в личное пользование этот её Кронос для каких-то своих извращённых забав… по крайней мере, я должна хотя бы радоваться тому факту, что это действительно так. А вдруг бы всё сложилось по-другому, и это я оказалась бы на месте Альки, а она на моём? Да и что толку теперь гадать? Я могла оказаться на её месте в любое, даже самое ближайшее время. Единственная защита от подобного кошмара находилась в руках совершенно незнакомого мне человека, на которого я не так уж и давно неровно дышала.

И какой смысл отрицать другой не менее очевидный факт? Ведь я прекрасно понимала, что только он один и сможет закончить весь этот ужас, пусть и являлся едва не самым главным его зачинщиком. И кому, как не мне придётся его в этом убедить? По-другому, как ни крути, всё равно не выйдет. У Одуваловой в этой истории свои интересы, а о других участниках данного заговора я вообще ни черта не знала. И что-то мне подсказывало, наверное, очень даже хорошо, что не знала.

Мне с лихвой хватило и тех редких лиц, с которыми мне пришлось столкнуться в том борделе, где держали меня и Альку, после нашего с ней похищения.

Откровенно говоря, я уже не могла точно сказать, что теперь испытывала к Крону уже после того, что с нами произошло. Но то, что прежних романтических мыслей или иллюзий к нему я больше не ощущала – в этом я была уверена на все сто. К тому же, все они очень скоро начали приобретать совершенно иной окрас и форму, близкую к очень тёмным оттенкам и на грани священного негодования. И прежде всего за то, что сделали с Алькой. Пусть и не по его прямой указке, но это он отдал распоряжение меня прогнуть любыми способами и слепить из меня за пару дней безропотную куклу. И ему явно было плевать на то, какими именно методами это должны были достигнуть. Главное, чтобы меня никто не трогал физически и не смел прикасаться ко мне без его ведома и разрешения.

Самое обидное, это действительно сработало. И я действительно ничего не могла сделать, кроме как трястись всё это время от страха и выполнять то, что мне говорили. Уже тем же днём, после разговора с Одуваловой, где-то через пару часов за мной пришли две молчаливые конвоирши неопределённого возраста. Всего лишь одними жестами рук, они приказали мне следовать за ними и не делать глупостей, если я не хочу провести всё оставшееся здесь время в наручниках или прикованной к месту как-то ещё.

Описать, насколько я была напугана, особенно не зная, куда меня ведут и зачем, мне точно не хватит никаких фантазий и слов. Помню только, как меня трясло и шатало, едва не до рвоты. Наверное, если бы мой желудок был тогда полон, меня бы точно вырвало. А так, можно сказать пронесло, и меня провели по пустым, узким и тёмным коридорам какого-то старого здания (возможно даже на цокольном этаже) в относительно чистый и светлый смотровой кабинет.

Чего я совсем тогда не ожидала, не поверив сперва собственным глазам, так это увиденное мною там под яркими лампами специального светового оборудования гинекологическое кресло. Судя по всему, явно не имевшего должной лицензии, как и патента на врачебную практику у того, кто проводил со мной медосмотр. Хотя немолодой мужчина, который меня осматривал и брал у меня мазок и даже кровь на какие-то анализы, на не совсем чистом французском языке заверил меня о безупречной стерильности всех используемых им инструментов.

Самым нелепым моментом в этой мизансцене оказалась заполняемая им карточка на моё имя. Меня это одновременно и шокировало, и едва не довело до истеричного хохота. Но, скорей всего, она заполнялась по требованию определённого человека и должна была в ближайшее время попасть в его руки. А это уж точно никак не выглядело смешным.

Дальнейшее путешествие по тёмной стороне, так называемого процветающего Запада, так же не отложилось в моей памяти ничем хорошим. Меня отвели в какую-то душевую (на удивление, очень чистую и с настоящим европейским ремонтом), вручили мне совершенно новые банные принадлежности и даже выделили абсолютно новый и, видимо, никем ещё не ношеный банный халат, а для ног дали пару удобных шлёпанцев. Причём никто меня не торопил и не лез ко мне в душевую кабинку, чтобы помочь потереть спинку. Но легче мне от этого, естественно, не становилось. Поскольку я всё время ожидала какого-то подвоха и нежеланных для меня сюрпризов. И, как ни странно, но пронесло.