Я залезла под стол и переодела ему ботинки. Когда я опустилась на колени, то, кажется, услышала шорох газеты. А когда выбралась из-под стола и сбросила с головы скатерть, то успела заметить, как один глаз за стеклом в золотой оправе торопливо прячется обратно за «Телеграф». Хлыщу, как и официанту, было до смерти интересно, просто он не подавал виду.
Только я снова устроилась на стуле, как подскочил официант с кофейником размером с газовый баллон и с почтительным любопытством налил нам по чашке.
– Молока, мисс?
– Спасибо, – кивнула я. – Нет-нет, ему не надо, он первые четыре чашки пьет безо всего.
Официант постоял, посмотрел, налил еще, посмотрел – и так все время, пока Ник, так и не открывая глаз, не осушил четыре чашки, без которых он не может. Газета перед Хлыщом заметно сдвинулась, чтобы ему тоже было видно.
Судя по всему, официант насплетничал про Ника коллегам. Пришла официантка с двумя порциями хлопьев. Они с официантом и Хлыщом (он нарочно отогнул краешек газеты) завороженно глядели, как Ник вслепую умял целую миску и осушил еще две чашки кофе. К этому времени глаза у него приоткрылись, как щелочки, но пока что он мог только глядеть в пустоту, и тут к нам подбежала другая официантка с двумя тарелками горячего. Потом подоспел еще официант с тостами в проволочной хлебнице, и все четверо стояли и смотрели, как я вкладываю Нику в одну руку нож, в другую – вилку и командую:
– Ешь.
Ник повиновался. Все с любопытством наблюдали, как Ник непостижимым образом накалывает на вилку упругий скользкий гриб, даже не зная, где он лежит, и отправляет в рот. Потом наблюдали, как он отрезает бекон и ест. Потом уставились на глазунью. Мне стало интересно – может, они поспорили, сможет ли Ник съесть глазунью, не измазавшись. Если так, они проиграли. Ник засунул яичницу в рот целиком, подцепив ее за край вилкой, – рискованный шаг! И ни капельки мимо.
Тут уж Хлыщ перестал притворяться, будто не смотрит. Он сложил газету и спросил меня:
– А что будет, если вы поставите перед ним еще одну тарелку, когда он доест? Он тоже все съест и не заметит?
Официанты и официантки благодарно посмотрели на него. Было видно, что они просто сгорают от любопытства.
– Да, съест, как зомби. Я пробовала, – сказала я им.
– Дагдалс пафсоли, – добавил Ник.
Все посмотрели на меня – ждали, когда я переведу.
– Он говорит, что заметил, что я сделала, когда обнаружил, что ест фасоль во второй раз, – объяснила я.
– Ивпервый нхотел, – согласился Ник.
Прежде чем я успела перевести, меня прямо-таки смели с дороги Жанин и дядя Тэд. То есть буквально смели с дороги.
– Ах, мой бедный Ник! – завопила Жанин и спихнула меня на соседний стул, так что я очутилась напротив Хлыща, а дядя Тэд сказал:
– Доброе утро, доброе утро. – И сел прядом с Ником, и обе официантки и один официант тут же ретировались. Первый официант, заметно огорчившись, взял свой блокнот.
– Закажи мне что-нибудь, Тэд, – велела Жанин. – Бедный Ник по утрам такой беспомощный. – И начала нежно и заботливо намазывать Нику тост маслом.
Сегодня на ней был новый свитер. То плечо, которое ближе ко мне, украшала золотая клякса, будто кто-то разбил туда яйцо. Жалко, что не по-настоящему.
Хлыщ огорчился не меньше официанта. Однако учтиво пододвинул Жанин мармелад и сказал мне:
– Наверное, он уже в состоянии сам себе намазать тост.
– Обычно я даю ему попробовать, – ответила я. – Иногда он мажет маслом тарелку и пытается откусить.
– Похоже, он уже достиг этой стадии, – заметил Хлыщ.
А он проницательный. Самые ужасные свои ошибки Ник совершает именно тогда, когда уже почти проснулся.
Этот обмен репликами заставил Жанин обратить внимание на Хлыща. Она подалась вперед и прочитала, что написано у него на значке. Я тоже. Там было написано «РУПЕРТ МАГ».
– Руперт Маг, – произнесла Жанин. – Наверное, вы из эзотерического кружка Грэма Уайта во «Вселенной-Три»?
– Я совершенно независим, – отвечал он. – Полагаю, мы недавно встречались в Бристоле, миссис Мэллори.
Мне не довелось услышать, как развивался этот весьма многообещающий диалог и развивался ли он вообще, потому что дядя Тэд, сидевший по другую сторону от Ника, громко взмолился, обращаясь ко мне:
– Мари! Мари! Мое выступление на круглом столе назначено сегодня на двенадцать. Что мне сказать?!
– Зависит от того, какая тема, – умиротворяющим тоном ответила я. – Про что там?
– А кто его знает! – Дядя Тэд был воплощенное отчаяние. – Дай слово, что придешь и будешь с умным видом кивать мне из первого ряда!
– Скрехр фэнзи, – сказал Ник.
– А? – спросил дядя Тэд. Он никогда не понимает Ника по утрам.
– Он говорит про круглый стол, – перевела я. – Тема там…
Тут нас снова перебили. На сей раз это был тощий верзила, одетый в военную форму, – он подошел и навис над дядей Тэдом. Его резкие скулы тоже нависли над впалыми щеками.
Он сказал:
– Мистер Мэллори! Сэр!
После этого из-под жгуче-черных усов блеснули зубы. Думаю, это была улыбка. Надеюсь, что да, иначе впору было бы испугаться за дядю Тэда. Дядя Тэд тоже явно на это надеялся и вжался в спинку стула.
– Чем могу служить? – пролепетал он.