Страшная тайна смартфона. Продолжение

– Ну почему же нет, жалко, что ли?

– Если родители отпустят, – сказал Никита.

– Отпустят. Я сам с ними поговорю. А теперь кормите меня, да поскорей!

На другой день Рита и Никита уже мчались в Ильинск на 12 часовом автобусе. Дуньке пришлось остаться: ночью у нее поднялась температура, и отец Риты вызвал с утра врача.

Глава 7

Вдруг Юрий Николаевич почувствовал, что ему трудно дышать. Это от нервного перенапряжения, сказал он сам себе и открыл окно. В комнату ворвалась струя свежего воздуха, наполненная ароматом ночных фиалок. И он с жадностью вдыхал этот аромат.

Но что это? Похоже, хлопнула дверь. Кто-то вышел в сад. Погулять? В третьем часу ночи?

Юрий Николаевич загасил свечи, подошел к окну. Темно. Да и куст папоротника закрывает обзор.

Послышались шаги.

Потом голоса. Вернее, один голос.

Но не мог же человек разговаривать сам с собой!

По наступающим время от времени паузам, Юрий Николаевич понял, что он просто не слышит второго собеседника.

Происшествие в зале отошло на второй план.

Учитель весь обратился в слух. Тот голос, что доносился, был почти знакомый, тонкий. Почти, потому что ему показалось, будто он где-то его слышал мимоходом.

– … бумаги у него в столе. Сам видел. Эта – в среднем ящике, на самом верху… Потом ее вернуть, он и не заметит.

Дальше следовал вопрос, который Юрий Николаевич не сумел расслышать, а ответ расслышал частично:

– Хорошо заплачу… ссыльный поляк… надо сделать завтра – послезавтра он уедет…

Шаги удалялись, и вместе с ними удалялись и голоса. Юрий Николаевич вспомнил услышанную где-то фразу о том, что ни в одном дворце не обходится без интриг. И хотя дворец Ильина, конечно же, сильно уступал и по размерам, и по количеству слуг столичным, видимо, это правило действовало и здесь.

По мере того, как шаги удалялись, Юрий Николаевич судорожно прокручивал в уме, кто это может быть. «…Бумаги у него в столе. Сам видел». Значит, это тот, кому Ильин доверяет и не таясь показывает документы. А-а-а! Так это определенно один их тех трех компаньонов, что приехали к Евстафию Митрофановичу за несколько дней до прибытия остальных гостей!

А беседует он с кем-то из слуг Ильина, которого, скорее всего, сумел подкупить.

«Услышать бы хотя бы одно слово, произнесенное этим уродом, и я бы знал, что делать дальше», – подумал Юрий Николаевич и, насколько было возможно, высунулся из окна. До него доносились лишь обрывки слов, и казалось, что будь он чуть-чуть ближе к беседующим, смог бы разобрать все. Он и не заметил, как перевалился через подоконник, только почувствовал, что летит вниз и почти сразу же ощутил острую боль в боку.

Долго лежал на земле, потирал ушибленное место, потом вспомнил, что дверь комнаты он сам же закрыл изнутри, значит, пробраться туда можно только таким же способом, каким выбрался наружу. Точнее – выпал. Это оказалось не так-то просто, зато, когда удалось, учитель почувствовал себя героем.

Сначала Юрий Николаевич собрался лечь в постель – поздно уже, но потом решил посидеть возле окна, покараулить – вдруг удастся еще что-нибудь услышать и, главное, узнать, кто же второй.

«Как быстро все меняется, – думал он, всматриваясь в темноту. – Наматывается одно на другое. Теперь он должен не только хорошо подготовиться к балу, но и спасти Ильина от надвигающейся беды. А в том, что надвигалась именно беда, не было ни капли сомнений. Но что он может сделать? Ворваться с утра в кабинет Евстафия Митрофановича, чтобы посвятить его в события минувшей ночи? Передать несколько слов, которые удалось уловить?»

Он даже представил, как Ильин засмеется и скажет: «Да тебе это приснилось, любезнейший! Мои друзья – лучшие в мире люди! Для них, так же как и для меня, дружба – превыше всего».

В конце концов Юрий Николаевич пришел к выводу, что прежде всего в события этой ночи надо посвятить Петра Кирилловича, уж он-то должен знать, как быть в такой ситуации. И, как всегда, вспомнил излюбленное изречение: «Делай как должно, а там будь что будет».

Юрий Николаевич еще долго сидел у окна, да так и заснул, положив голову на подоконник.

Открыл глаза, когда небо на востоке стало розоветь, разделся, лег в кровать и, уже засыпая, вдруг вспомнил дочь Ильина – Лизу, – скромную барышню, которая, кажется, ни на минуту не расставалась со сборником стихов Пушкина.

С тех пор, как появилось во дворце зеркало, Лиза таяла на глазах. Уже несколько лучших уездных врачей осматривали ее, но так ничего и не нашли. И, насколько известно, пришли к выводу, что, вероятнее всего, она просто сильно простудилась в тот день, когда устанавливали зеркала, и как будто бы эта простуда приобрела злокачественную форму. А теперь уже нет смысла ее навещать. Из пяти докторов только один ежедневно навещает больную, но и тот, похоже, считает ситуацию безнадежной.

Но вот вопрос: не связана ли ее болезнь с тем, что он видел сегодня ночью в зале?

Глава 8

– Вениамин, ты! – Екатерина Александровна бросилась на шею вошедшему мужчине в джинсах и красной футболке. – Прилетел! Я думала, ты шутишь, когда сказал, что приедешь.