Далее. Вместо необходимой и неизбежной легитимации собственности, приобретенной в бурный период раннего русского капитала, легитимации, без которой дальнейшее развитие страны невозможно, начался новый неостановимый передел. Залоговые аукционы были сомнительны? Так сделайте, чтобы общество согласилось с их последствиями, договоритесь с владельцами о политической цене возмещения – и тут уж используйте какие хотите механизмы давления. Нет; вместо этого на глазах у восхищенной публики был уничтожен «ЮКОС», а самые лакомые кусочки выковыривали так беззастенчиво, как даже участники залоговых аукционов себе не позволяли делать. Во всяком случае, никто из них не получал личный кредит в полтора миллиарда долларов у Сбербанка – в воскресенье и не регистрировал подставную компанию по адресу тверской рюмочной – как это было во время аукциона по продаже «Юганскнефтегаза».
А после… после как раз и произошел раскол в элитах. Не из-за какого-то там Ходорковского. А из-за вполне конкретной собственности в особо крупных размерах. Силовики сразу стали тянуть одеяло на себя; так называемые либералы остались ни с чем. Они надеялись достроить «Газпром» «Роснефтью», переварившей «Юганскнефтегаз»; не тут-то было: силовики ни в какой «Газпром» не пошли и начали готовить спешную приватизацию «Роснефти». Нетрудно догадаться, с какой целью и в чью пользу. Либералам пришлось в срочном порядке покупать у товарища Абрамовича «Сибнефть»… Точнее, у тех товарищей, по чьему поручению Абрамович «Сибнефтью» совладел. Среди прочего, у Березовского. И друга его Бадри Патаркацишвили. Стоило ли ломать Ходорковского, чтобы в итоге платить Березовскому? Сомневаюсь. И думаю, что не я один.
Не буду говорить о том, что после такого беззастенчивого передела новые силовые приватизаторы попали в ловушку, которую сами же себе и расставили. Они не могут позволить себе потерять власть. Без нее у них отберут то, что они отобрали у других с ее помощью. Поэтому Путин постоянно говорит о том, что на третий срок не пойдет, а они делали, делают и будут делать все, чтобы он остался. Чтобы – как честный человек и офицер – не смог позволить себе уйти. То есть постепенно и постоянно расшатывают внутреннюю и внешнюю ситуацию.
Не везет нам с 25 октября. Причем уже не в первый раз.
От русского марша к русской любви
Вечный сюжет. Власть хотела как лучше. Переменила советский праздник Седьмого ноября на русское торжество ноября Четвертого. Но наполнить новым смыслом не успела (может быть, и не могла, однако то вопрос отдельный). Произошел типичный перехват темы; старую дату тут же начали насыщать новыми смыслами отмороженные националисты; некоторые из них действительно радели об отечестве, но большинство срывалось в беспримесный нацизм. Долой Европу! долой инородцев! долой, долой, долой! А что не долой? что – даешь? Даешь Россию для русских. Уже в прошлом году Четвертое ноября с трудом удержалось на грани скандала; показывать по телевизору бурное шествие крайне правых было не велено, но слова из песни не выкинешь. На экране почти ничего не было, но в жизни-то было!
Нынешней осенью ситуация обострилась еще сильнее. Шествие Русского марша неизбежно наложилось бы на фон Кондопоги, на антигрузинскую истерику, которой обернулся конфликт с правительством Саакашвили, на калмыцкие дела; запрещать было страшно, разрешать невозможно. Тупик. Несчастные московские правители, в ведении которых находится марш, всячески тянули и лавировали; в конце концов стало ясно, что отступать дальше некуда. Лужкову пришлось наложить вето, выйти в эфир и взять ответственность за объявленный вердикт на себя. За что ответственность? За то, что марш все равно попытаются провести. И за то, что сопротивление маршевиков придется жестко подавить. Такими вот политическими радостями обернулся день, который должен был стать символом национального согласия, исторического примирения.