Страшные Истории. Полная коллекция Остромира

Занятия Ярослава гармонией звуков имели причину. Среди студентов музыкальных училищ давно ходит легенда, что существуют определенные многозвучия (их можно назвать для простоты аккордами), которые влияют на человека в разы сильнее, чем остальные. Каждый гитарный или фортепьянный аккорд можно послушать и сказать, какие эмоции он вызывает. Обычно это еле уловимые печаль, бодрость, ностальгия или, например, тревога. А Ярослав искал такие многозвучия, от которых у слушателя буквально сносило крышу.

В качестве доказательства того, что такие аккорды существуют, он приводил мне в пример документально зафиксированную историю о том, что некий заштатный оркестр выступал в середине 19-го века на лондонских площадках, играя никому не известную и ныне забытую пьесу. Остались свидетельства, что в какой-то момент, когда в действие вступали все инструменты, выдавая затейливую полифонию, слушатели впадали в оцепенение, а спустя мгновение вели себя весьма неадекватно – хохотали, плакали, а кто-то, простите, страдал недержанием.

Из этой байки Ярослав пришел к выводу, что многозвучие должно состоять не из трёх, не из шести и даже не из десяти звуков. Это должен быть сложный аккорд с двумя десятками элементов, как минимум.

Я согласен, что любой музыкант, да и вообще любой скептик однозначно хмыкнет. Но я повествую о человеке, которому я вполне доверял, и если он рассказывал о том, что его эксперименты не удавались или, наоборот, давали положительный результат, то я был убежден, что он не сочинял и говорил как есть.

Ярослава я видел не очень часто, но каждый раз при встрече спрашивал, как у него дела в поиске «восьмой ноты» – так я в шутку называл его хобби. И однажды Ярослав мне объявил, что значительно продвинулся в исследованиях. Он обнаружил аккорд из семнадцати звуков, который вызвал в мозгу Ярослава и двух его ассистентов очень странные эмоции. Все трое на несколько секунд испытали одинаковую галлюцинацию о том, что они находятся в лесу с неземными растениями, ощущая при этом незнакомые запахи и теплый влажный воздух.

Разумеется, они не поверили произошедшему и повторили эксперимент несколько раз. Требовалось очень чистое звучание каждой ноты, которое проверялось осциллографом. В итоге они снова и снова испытывали виртуальное погружение в незнакомый мир.

Предвкушая прорыв в науке, сопоставимый с великими открытиями цивилизации, они пришли на следующий день в студию и воспроизвели многозвучие. Но ничего не произошло. Всё было по сотне раз перепроверено и переподключено. Никаких особых эмоций и тем более галлюцинаций.

Однако история на этом не закончилась. Через полгода Ярославу снова удалось набрести на след неуловимого аккорда. На этот раз он «поймал» его в одиночку – совершенно другое строение многозвучия, и даже другое количество элементов. К несчастью, он тут же потерял его, так как прослушивал серии запрограммированных аккордов в фоновом режиме и по какой-то причине не сумел восстановить услышанное.

Произошедшее натолкнуло его на мысль, что на восприятие аккорда влияет не только состав аккорда, но и время его прослушивания. В последний раз, когда я видел Ярослава, он изучал лунные и солнечные циклы, биоритмы живых существ, положение планеты по отношению к Солнцу и созвездиям и даже изыскивал что-то в атласах по анатомии. Возможно, он слегка сошел с ума. Но, кто знает, ведь иногда безумцы идут впереди планеты.

Так или иначе, я тоже посмотрел бы на загадочный лес, созданный музыкой, чего уж лукавить.

На стадионе

У нас на окраине города есть полузаброшеный стадион, построенный еще в 70-е годы прошлого тысячелетия и спокойно догнивающий в наше время. Муниципалитет, как может, поддерживает его в чистоте, но реконструкции он вряд ли дождется. Этот стадион год назад я облюбовал для пробежек после работы. До одного безумно жуткого происшествия. О чем и хочу рассказать. Так как я работал допоздна, то на стадионе появлялся около 9 или даже 10 вечера. Поэтому очень редко там бывал кто-то еще, и почти всегда я нарезал круги в гордом одиночестве. Ни спортсменов вроде меня, ни шпаны, ни зевак. Красота…

В тот августовский вечер я прошел через покосившиеся ворота, когда солнце уже скрылось за старыми тополями, что окружали стадион, но было еще достаточно светло. Легкой трусцой я начал свой пятикилометровый забег, что составляло десять кругов по беговой дорожке.

Пробегая мимо трибун, я заметил, что на самом верхнем ряду кто-то сидит. В сумерках я разглядел, что это какой-то мужик в серой куртке, возможно припозднившийся работяга, решивший выпить по дороге домой, – к стадиону прилегали заводские территории. Совершенно не обращая на него внимания, я продолжил забег.