Страшные NЕ сказки (СИ)

— Чтобы не скатиться в самую бездну — да. А вы никого не любили, мисс Арнольд?

Пожала плечами, отводя глаза.

— Почему не любила? Маму, папу. Как все.

И снова ухмылка исказила его рот, и я прикусила губу — в черных глазах холод появился, и желваки заходили на скулах. Невольно засмотрелась на его лицо. Запоминающееся, необычное. Хоть черты и правильные, но нет ощущения смазливости, скорее, мужественность в каждой линии. Прямой нос, ровные темные брови, губы… чувственные. Почему-то это слово пришло на ум. И глаза… черные глаза, в которых будто сама бездна затаилась. Он ими насквозь прожигал, казалось, особенно когда заходил в кабинет, хоть и закованный в наручники, но как к себе домой, по — хозяйски и медленно, чертовски медленно разглядывал меня с ног до головы. Молча. Уверенно. Так, будто искал, что во мне изменилось за ночь… или будто имел право так на меня смотреть. Взгляд, от которого в жар бросало, потому что впервые поняла, что взглядом действительно раздевать можно. И от такого взгляда действительно чувствуешь себя обнаженной. Слишком обнаженной.

— А мужчину?

Хриплый голос заставляет закрыть глаза, приходя в себя и возвращаясь в реальность, и сосредоточиться на его словах. И в ту же секунду раздражение испытать от собственной реакции на его голос… и на себя за то, что позволяю подозреваемому задавать подобные вопросы.

— С каких пор здесь вопросы задаете вы, Дарк?

— Мы давно уже перешли на "ты", разве нет? — склонил голову набок, улыбнувшись, а у меня от этой улыбки мурашки по спине пробежали — самоуверенной, наглой. И на ум одно слово пришло — сильный. Силой от него веет мужской. Той самой, настоящей, которую женщина за версту ощущает. От бродяги, живущего за городом в маленькой лачужке на территории катакомб. С другой стороны, кем нужно быть, чтобы стать во главе десятков бездомных, маргиналов, не признающих ни власть, ни законы? Какой мощью нужно обладать, чтобы получить власть над подобными людьми? И да, мы давно перешли на "ты". Перешли, потому что Дарк отказывался отвечать на любой мой вопрос, в котором не будет звучать его имя.

— Не заставляй меня вернуться к началу нашего пути… Натан Дарк.

— Если это подарит мне еще неделю рядом с вами, мисс Арнольд…

Резко встала со своего места, с шумом отодвинув кресло. Иногда его наглость раздражала… чаще всего, да, чаще всего она раздражала.

— Послушай…

— Это вы послушайте, мисс Арнольд… — ударила ладонями по столу, когда он перебил меня, но этот хам даже внимания не обратил, продолжая, — ведь вы же интуитивно чувствуете, поэтому и сомневаетесь. Вы же чувствуете, что мы с вами по одному пути идем. Что мы с вами одного хотим.

— И чего же ты хочешь, Дарк?

— Вас. Я хочу вас, — пауза длиной в бесконечность, в которую я замираю, чувствуя, как словно легкие перехватило колючей проволокой, которая в диафрагму впивается, и больно сделать даже вдох. Не в силах поверить услышанному смотрю в его глаза, затянутые ожиданием… да, он ждет моей реакции на свою наглость. А я… я сама не могу объяснить себе, почему вдруг от этих слов стало жарко. Невыносимо жарко, и вмиг пересохли губы.

— Что. Ты. Себе. Позволяешь?

Срывающимся, таким непослушным голосом.

Пожал плечами, пробежавшись острым пронизывающе темным взглядом по моему лицу, по шее.

— Вы задали вопрос. Я ответил. Ведь именно так проходит допрос. Но я вам солгал.

Дарк приблизил корпус ко мне, и я невольно сглотнула, когда он посмотрел на мои губы.

— Точнее, сказал лишь часть правды. Больше всего на свете я хочу вас, — и снова молчание, заставляющее вцепиться пальцами в край столешницы, чтобы не выцарапать эти наглые черные глаза, — и найти суку, которая убивает детей. — Позволь мне помочь тебе, Ева. Просто поверь.

И на дне тьмы его яркими всполохами ненависть взвилась.

* * *

Двадцать три года назад.

Они всегда боялись его глаз. Все, кроме отца. Того ублюдка это завораживало. Он помнил, как еще маленьким подходил к маме, протягивая ей книжку с любимыми сказками, а она отстранялась от него, не позволяя коснуться себя и стараясь не смотреть в его лицо. Отводила глаза, выдавливая приторную улыбку, и начинала читать монотонным обреченным голосом очередную историю.

Он однажды услышал, как прислуга обсуждала это поведение матери. Тогда маленький еще был. Пробрался на кухню на четвереньках, представляя себя разведчиком, и спрятался, когда раздался голос его няни, пухленькой Бетти.

— Я так скажу, не готова-нечего ребенка брать. Дети тебе не игрушки. Сегодня взял, завтра отдал. Дите к ней ручки тянет, на колени просится, а она его из залы выпроваживает, говорит, чтобы из комнаты не выпускала, пока она не ляжет в своей спальне.

— Мне вообще кажется, что боится она его. Ты глаза его не видела, можно подумать. Как ими зыркнет на меня, так я то соль просыплю, то воду пролью, то тарелку уроню. Нехороший взгляд у него. Словно и не ребенок смотрит, а взрослый… или того хуже.

Мальчик шею вытянул из-за угла шкафа и увидел, как молоденькая Хельга перекрестилась поспешно.