Страшные немецкие сказки

В чешской сказке дочь мельника, сопровождаемая служанкой, навещает дом богатого жениха, охраняемый цепными псами, и обнаруживают кровавую бадью. В нее разбойники сливают кровь обезглавленных жертв — беременной барыни, чей палец добывают гостьи, возницы и егеря.

Больше всего ужасов выпадает на долю героинь восточнославянских сказок. В белорусской сказке пригласившие королевну разбойники аккуратно сортируют по разным комнатам бочки с кровью, головы, ноги и руки, туловища, обувь, одежду, серебро и бриллианты. В другом варианте в горнице лежат трупы, на кольях торчат девять девичьих голов, а десятый кол стоит пустой (ситуация из типов 311 и 312). В русской сказке «входит девица в одну горницу — горница вся в кровавых пятнах; входит в другую — там коник (ларь для спанья) весь полон человеческими головами». Изредка попадается подполье, набитое доверху мертвыми телами.

Жених-разбойник. Иллюстрация Г. Тенггрена (1920). Тенггрен, напротив, придал людоедам слишком уж лубочные черты. На заднем плане, того и гляди, замаячит «Веселый Роджер»

На Руси история храброй девушки была очень популярна — достаточно назвать пушкинского «Жениха» (1825). У нас даже оформился новый вариант типа 955. Оставшись в доме без родителей, девушка видит спрятавшегося атамана разбойников, хитростью отрубает ему голову, рассекает труп на куски, рассовывает по мешкам и вручает пришедшим за награбленным добром сообщникам. Дальнейший ход событий вписывается в знакомый сценарий, но без расчленения пришлой девицы. Осиротевшие разбойники высватывают и уводят героиню, назначают ей в женихи дурачка, который просит «одну ноченьку с ней переночевать» (вот он — секс!), хотят ее убить и сварить, но она убегает^[376].

Большинство специалистов сошлись во мнении о западноевропейском происхождении этого сюжета. И вправду, в Азии его почти нет, а в мифах туземцев нападение мужчин на женщину и ее разрубание на части наполнены, мягко говоря, иным содержанием. Одного примера будет довольно. В мифе шеренте (Бразилия) несколько мужчин (не разбойников, конечно) поймали женщину и, страстно желая ее, разрезали на куски и разделили их между собой. Для установления знаковой связи каждому из мужчин следовало бы съесть свой кусок, а они, насладившись, засунули их в щели перегородок в хижинах. Куски превратились в женщин: тому, кто получил кусок груди, досталась красивая жена, а тому, кто слишком теребил свой кусок, — худая^[377].

Маньяк из водоема

Лишь слышали одни брега безмолвны

Убийцы страшный крик.

Жуковский В А. Варвик

Остался последний элемент, увязываемый с инициацией. Отрубленный палец. Ведьм в типе 955 нет, но мы помним, что воры тоже охотились за пальцами и руками мертвецов. Однако в сказках о разбойнике палец не имеет ни ритуального, ни магического значения. Сама ситуация потребовала его отсечения. Разбойник прельстился кольцом, а кольцо носят на пальце. В других случаях отрубают руку, потому что браслет носят на кисти. Женские ноги драгоценностями не украшены, а рубить, скажем, шею из-за ожерелья как-то неудобно, да и героине будет тяжело унести эту часть тела.

Истоки отрубания пальца нужно искать в криминальных хрониках, а не в обычаях дикарей. В русской сказке разбойники отлавливают школьного учителя и посылают его в церковный склеп, на могилу богатой дамы. Учитель снимает с трупа драгоценности, но один перстень не поддается, и тогда он по совету разбойников собирается отрубить палец. Умершая взывает к коллегам, они встают из могил и набрасываются на вора^[378]. Швейцарская легенда рассказывает о заживо погребенной женщине из города Альтдорфа. Она пришла в себя, когда вор разрыл ее гроб и попытался отрубить палец с кольцом.

Исследуем теперь две главные характеристики интересующего нас персонажа: людоед и убийца девушек. Предположительно мотив договора с родителями невесты возник позднее ее похищения и заманивания. Шайка грабителей перекочевала в сказку из уголовных историй. По-видимому, в исходной версии убийца действовал в одиночку.

Смысловое наполнение каннибализма хорошо известно. Пожирая сердце, печень, жир, мозг врагов, убитых на войне, дикари перенимают их храбрость и ум. К нашему случаю это не относится — что взять у девушек? Есть и другое толкование. Употребляя пищу хищников (того же медведя), каннибалы наделяются их природой и даже внешним обликом. Но этот способ приобщения к животному миру не слишком развит. Во-первых, человечина — не главная составляющая рациона питания хищников. Во-вторых, чтобы обрести качества зверей, проще съесть их самих^[379].

Дикарский каннибализм отпадает, а одних вкусовых качеств маловато для того, чтобы решиться на массовые убийства. Животная и растительная пища вкуснее даже для разбойников. От голода в сказке никто не страдает, так что нам придется вновь обратиться к миру духов.