Страшные немецкие сказки

Итак, дети были умерщвлены флейтистом в Чертовой Дыре. Но если не было оползня, куда подевались тела? Для ответа на этот вопрос надо знать, какое значение придавалось слову "Голгофа", или "Кальвария", в ХШ в. Ведь место насильственной смерти можно было охарактеризовать проще, не прибегая к библейской терминологии. "Голгофа" происходит от арамейского gulgalta — "череп". Нам известны следующие интерпретации этого названия: место казни Христа напоминало по форме голову; там находилось кладбище или был погребен Адам. Но в романском Средневековье (XI–XIII вв.) термин "Голгофа" являлся присказкой о Пасти ада в форме головы левиафана, дракона или льва, пожирающей грешников^[483]. Такая трактовка совмещала два события — Распятие и Сошествие Христа в ад по пути, ветвящемуся меж челюстями преисподней, а местом стыковки служила Голгофа. "На исходе эпохи Крестовых походов, — говорит Хюсам, — Голгофу стали отождествлять со священным местом и называть горой паломничества. Такова позднейшая интерпретация, но изначальная, верная и для легенды, описывала образ именно Пасти ада"^[484].

Вот чем являлся провал "близ Коппена", или Чертова Дыра. Вот куда "запер" флейтист тела и души детей. Такое понимание горы из легенды не противоречит древнегреческому осмыслению горных расщелин как входа в Аид или славянскому восприятию горы (холма, кургана) в качестве начала пути в царство мертвых или центра потустороннего мира. Слово "гора" в индоевропейских языках соотносится со значением "огонь, гореть" (!), а также со значением "смерть". Семантический комплекс "гора" ("холм"), "огонь" ("пламень") и "смерть" ("гибель, труп") Криничная связывает с кремацией и с атрибутикой поминального обряда^[485]. Мы же лишний раз подивимся знаниям людей романской эпохи, весьма грамотно переосмысливших языческие представления.

Значит, пришелец и вправду был хозяином ада? Такой вывод напрашивается, но не будем спешить с ним. Мы уже знаем, что в древности хватало чудовищ, несущих смерть и завладевающих человеческими душами. Некоторыми исследователями преисподняя трактуется как богиня царства мертвых — Шеол, обладающая неумеренным аппетитом и огромнейшей пастью. Функционально она сопоставима с гигантской прародительницей рыб и опорой земли, чьим сухопутным эквивалентом является пантера, владычица гор, лесов и зверей^[486].

Пантера из "Физиолога" и романских бестиариев имеет многоцветную шкуру и чарующий голос, которым она, по одной из версий, привлекает зверей, ведет их в свое логово и там пожирает. Ее прообразом могла послужить богиня Исида в одеждах пестрого цвета. Пятнистой узорчатой кожей покрыт дракон сциталис, завораживающий жертву своей красотой. Данте встречает в Аду великана со змеиным телом "в узоре пятен и узлов цветистых". Это Герион — "образ омерзительный обмана" (Ад, 17: 13–18). В позднесредневековых Апокалипсисах с пестрой шкурой изображался зверь, выходящий из моря (Откр. 13: 2)^[487].

Так получилось, что в 1284 г. перед жителями Гамельна предстало антропоморфное существо в многоцветном одеянии. Обманув горожан и заворожив музыкой детей — кротких податливых созданий, оно увело их навсегда в подземное царство мертвых. И если бы не скупые строки хроники, возвещающие о загробном ужасе этой трагедии, кто знает, в какую жизнерадостную и поучительную сказочку она вылилась бы?

Съедены без следа

В истории, которой мы займемся теперь, колдовства вроде бы нет, зато присутствуют стаи прожорливых мышей. В подборке сказок Брентано с легендой о Гамельнском крысолове соседствует легенда о епископе Гаттоне. Я узнал о епископе довольно поздно, а в детстве меня увлекала книжка с картинками о польском короле, заживо съеденном крысами.

Российскому читателю легенда о епископе знакома благодаря выполненному Жуковским переводу стихотворения английского поэта-романтика Р. Саути. Немецкий первоисточник весьма назидателен, а в передаче Саути и Жуковского он и вовсе превратился в революционный гимн.

Как это не раз бывало в Средневековье, народ голодает, народ умирает, а собравший полные житницы хлеба епископ демонстрирует свою поповскую дулю толпящимся у дверей страдальцам. Их вопли нарушают его сон, а поскольку зондеркоманда епископу по штату не положена, он сам хитростью заводит голодающих в сарай и сжигает дотла. Теперь его замок осаждают мыши. Санэпидстанция в епископских владениях не функционирует, а дудочник отлучился в Гамельн. Поэтому епископ со всех ног мчится к Рейну, путаясь в рясе, садится в лодку и плывет к башне на острове. Но ни каменные стены, ни железная дверь башни не спасут его от гнева Божия. Волшебная дудка молчит, и народные мстители без помех доплывают до острова:

Зубы об камни они навострили,
Грешнику в кости их жадно впустили,
Весь по суставам раздернут был он…
Так был наказан епископ Гаттон.