Страшные рассказы 6

Существо приложило дудочку к пасти, сделало глубокий вдох… и заиграло. То, что услышали наблюдатели, нельзя было назвать музыкой в первоначальном смысле этого слова, если, конечно, речь о земном понимании смысла слова «музыка». Существо играло на одном огромном, колоссальном выдохе. Звуки, что оно извлекало из обычной дудки, просто не могли появиться на свет благодаря ей: какая-то смесь хрипов, всхлипов, рычания, ворчания, жужжания и бог знает чего ещё. Но всё вместе образовывало некую плотную амузыкальную наполненность. Так звучали бы хоралы далёкой-предалёкой планеты, планеты столь чуждой человеческому разуму, что его обладатель не в силах ни представить её, ни описать. Хоралы, исполняемые одним-единственным существом. Да и существом ли? Верно ли это чисто людское слово отражает суть несуразной двухметровой фигуры с широченной пастью и многочисленными кровавыми глазами?

«Музыка», выводимая на дудке – или только посредством неё, – впивалась, ввинчивалась, вкручивалась в мозг людей – и подавляла. Гипнотизировала. За этим непобедимым воздействием чувствовалось что-то ещё, чья-то чужая воля… Правда, слышавшие уже ничего не могли поделать.

А потом, в один миг, мелодия прекратилась; оборвалась, как обрывается водопад в пропасть, как обрывается ложь в войну, как обрывается жизнь в смерть. Наполненное непредставимыми – не приятными и не омерзительными – звуками пространство стало владениями неизбывной тишины.

И пустоты. Потому что все, кто слушал «музыканта» и выводимые им мелодии родом из мест, откуда он сам пришёл, внезапно исчезли. Растворились, дематериализовались, пропали. Испарился и собственно «маэстро». Та часть секретной, охраняемой лучшими солдатами и защитными средствами военной базы, где проходил сверхъестественный концерт, обезлюдела, опустела и навсегда погрязла в атмосфере рока и погибели.

Между тем существо с дудкой и десятки людей появились в совсем другом месте, расположенном вне привычных человеку пространства и времени, – на умирающей планете, где горизонт объят фиолетовым свечением.

Новоприбывших сразу же окружила толпа серых, двухметровых, красноглазых чудовищ. И стало ясно: народ дудочников пока не сгинет и продолжит борьбу за существование, потому что еды, которую привёл домой их посланец, хватит надолго…

Всего лишь фантазии

Вдохновлено рассказами

Кларка Эштона Смита и

Говарда Филлипса Лавкрафта

Всё случилось ночью.

Но перед этим Матвей Парфир целый день провёл за компьютером. Это не было его настоящим именем, как и его графомания – а сам он считал себя писателем – не была подлинным искусством. Даже просто творчеством, только и исключительно потому, что каждое новое своё произведение Парфир писал в соавторстве, так что и «своим» его он назвать бы не мог.

Казалось бы, что такого? Ну подумаешь, соавторство. Кто и когда не работал с кем-нибудь в паре. Один придумывает идею и персонажей, другой воплощает их на бумаге. Например. Или оба пишут поочерёдно куски текста…

Но это соавторство иного рода, не то, в котором оказался замешан, словно в каком-нибудь похищении или убийстве, сорокалетний Матвей Парфир, якобы писатель. То, чем он занимался, было предосудительнее самоудовлетворения и гораздо более незаконно. Проще говоря, Парфир крал идеи. Тырил у авторов с фантазией побогаче, не очень осмотрительных людей. У истинных писателей, а не тех, кто только изо всех сил хотел и старался быть похожим на них.

К сорока годам Парфир ничего не достиг. Было кое-что местечкового масштаба, мизерное: публикация по блату там, ничего не значащая премия литературного междусобойчика здесь… Но больше – ничего. И, конечно, это его грызло, выедало сердце… да что там, все внутренности, будто поселившаяся в груди прожорливая крыса, которую неизменно морили голодом.

А ведь быть известным, успешным, талантливым так… престижно. Так важно – и уже привычно, для многих. Вот и Парфир вовсе не пытался оградиться от соблазнов и поступал как те самые многие. Воровал, врал, науськивал, занимался подлогами… В общем, жил жизнью обычного человека. И до остервенения, до пропажи аппетита желал, мечтал быть похожим на великих или хотя бы известных – не имея к тому ни таланта, ни малейшей предрасположенности.

Однако следом наступила сегодняшняя ночь.