Конан не для того столько полновесных аквилонских империалов вложил в прекращение шемских междоусобиц, чтобы теперь все пошло прахом и местные царьки опять пересобачились — следом за вцепившимися друг другу в горло столичными городами. Да и по отношению к многогрешной душе Публио Форсезе, да осияет Митра ее своим великодушием, это было бы верхом неблагодарности.
Нет.
Выступить против правителя Шушана, убившего будущего короля всего Шема, должен был тоже весь Шем. В идеале — хотя бы по несколько воинов от каждого вольного города. Как знак будущего единства. Но — от каждого. Чтобы именно так потом и пели разные поэты-сказители, разбойники они там или нет.
В реальности же представителей хотя бы от половины городов было бы вполне достаточно — Шем велик, и, хотя гонцы разосланы, не во все его пределы новость успеет дойти вовремя. Старый интриган, где бы ни обитал сейчас твой дух, ты можешь гордиться — твой нерадивый ученик, похоже, на старости зим все-таки становится настоящим королем и учится думать по-королевски.
Торопливый стук деревянных сандалий по каменным плитам коридора заставил Конана оторваться от размышлений. Он отступил от узкого окна, в которое смотрел на вечернее солнце, уже почти достигшее дальних холмов. Смотрел, не видя при этом ровным счетом ничего, кроме дороги на Шушан, из этого окна как раз-таки невидимой. Дороги, по которой пылят далекие всадники, неистово погоняя коней и поминутно оглядываясь в ожидании погони.
И обернулся к двери — как раз к тому мигу, когда из коридора ввалился запыхавшийся Хэбраэль:
— Король! Прибыл гонец из Анакии!
До чего же грубыми и непонятливыми бывают эти мужчины!
Атенаис сидела у окна, смотрела за ворота и злилась. Ха, крепость! Тоже мне — крепость! Одно название. Да любой постоялый двор в Тарантии намного просторнее этой горе-крепости, да и укреплен не в пример лучше. А здесь?!
Защитный вал порос лебедой, куча хлипких лачуг выглядит так, что их и поджигать смысла нет — достаточно плюнуть посильнее, и они развалятся. И огороженный кольями дворик со строениями поприличнее — над самым обрывом к реке. И это они называют крепостью?
Крепость — это целый город, укрепленный и обнесенный высокой стеною, который защищается всеми жителями вместе. Они тут похоже, вообще не строят крепостей — сплошные замки.
Замки Атенаис больше нравились, чем крепости — во всяком случае, в мирное время. По сути замок — это укрепленный дом, жилье королевской семьи или на самый худой конец рыцарской, там нету всяких грязных ремесленников и свинопасов, они все остаются за стенами замка, в окружающем городе. Замок красив, на нем всякие башенки и анфилады, галереи и просторные пиршественные залы. В замке устраивают пиры и выступают сладкоголосые менестрели.
Глава 16
Одноярусный бревенчатый дом-короб с одной комнатой внутри и узкими окнами во всех стенах да бревенчатый же забор вокруг на замок походили мало. Даже отдельного помещения для лошадей нет, только коновязь и навес рядом с покосившимся сараем — оставленные ее охранять стражники разместились вместе со своими дурно пахнущими животными прямо во дворе, благо места много. Теперь там и погулять нельзя без опасенияя вляпаться в кучу навоза! Забор, правда, высокий и крепкий, но все равно слишком много чести называть такое — замком и тем более крепостью. А за забор ее вообще не выпускают, вот и приходится сидеть у окна и злиться.
Тем более что для злости у Атенаис имеются более чем веские причины — после полуденного колокола прошло уже почти что три поворота клепсидры, а рабыни с ее туалетными принадлежностями и чистым платьем так и не появились! И она вынуждена до сих пор сидеть в этом, вчерашнем, — мятом, рваном, запачканном кровью и насквозь пропахшим мерзким лошадиным потом! Словно она сама рабыня, причем из самых грязных, при конюшне!
Атенаис передернула плечиками.
Митра свидетель, она была скромной и послушной дочерью, готовой стойко переносить все тяготы и лишения походной жизни, но это уже чересчур! Ни гребня, чтобы расчесать спутанные волосы, ни платья, чтобы переодеться, ни ароматных масел, чтобы умастить покрасневшую от солнца и морского ветра кожу, ни даже просто воды, чтобы умыться!
Когда утром она попросила у стражников воды, они принесли ей кружку! Когда же, утомленная их непонятливостью, она объяснила, что ей нужно два больших ведра и, желательно, подогретой, а также немного мыльного корня и отрез чистой ткани, они переглянулись и просто начали ухмыляться ей в лицо. Впрочем, она и не ожидала от них ничего иного — с таким-то грубым начальником! Каков командир стражи — таковы и простые стражники, отец всегда так говорит.