Страшные сказки. Истории, полные ужаса и жути

Констебль, тучный и краснорожий, сильно рассердился на Нел за то, что она не смогла сказать ему, кто это сделал, чем сильно осложнила его работу. Обычно ему приходилось иметь дело с кражами да пьяными драками. На беглянок он старательно закрывал глаза, утверждая, что все они вернутся, когда как следуют проголодаются. Он спокойно брал взятки от тех, кто ведал городским «дном» – они отлично сами справлялись с поддержанием порядка, и констебль это ценил. Любые трупы, появлявшиеся в результате криминальных разборок, имели обыкновение бесследно исчезать. Ему не приходилось иметь с ними дела. Но… это было что-то новое.

– Никого я не видела, – в третий раз повторила Нел. – Я просто ее нашла.

– А ты что там делала в такую рань? – вопросил он.

Нел закатила глаза.

– Покупала уголь для дома, а теперь Мадам Далита меня уже, наверное, обыскалась.

При упоминании имени ее матери Констебль догадался, наконец, что эту девушку не стоит задерживать надолго.

Все надеялись, что это убийство – просто случайность, но не тут-то было. С тех пор было еще пять трупов – по крайней мере, пять было найдено. Два из них Нел видела, но только издалека, потому что их поспешно убирали, чтобы не сеять панику. Один достали из фонтана на городской площади, второй вынесли из сада старого Дома Фентона (много лет пустовавшего), еще один нашли в плодовом саду вдовы Хендри на окраине города, но следующий лежал на ступенях городской ратуши, а последний был привязан к носу самого большого судна в порту – каравеллы, принадлежавшей торговой компании «Антифон». Молодая женщина была плотно примотана к носовому украшению, она будто цеплялась за него, спасая жизнь.

Все девушки оказались бедными, почти ни у кого из них не было семьи, но все были очень, очень миловидными в свое время. Это, впрочем, было не так уж важно, когда их безжизненные тела лежали на мраморных плитах в Брейкуотерской покойницкой, плотно завернутые в черную ткань, чтобы души не смогли найти выхода, в ожидании гробов, оплаченных городским советом, – все девушки были без гроша за душой, да, но ничто не вселяет такого ужаса в народ, как мысль о неупокоенных мертвецах. У горемык, бесприютных и обездоленных при жизни, при ненадлежащем захоронении имеется, видимо, больше оснований обратиться в неприятных, обиженных и беспокойных призраков. Поэтому совет из десяти человек, состоявший из четырех представителей самых знатных семей, трех самых богатых торговцев, двух самых громогласных проповедников и Вице-короля, порылись в своих глубоких карманах и выложили денежки на приличные гробы и достойные похороны.

Вице-король поднял было шум на счет девушки номер два, найденной в фонтане – люди, мол, пили эту воду! – так что Констеблю придали двух помощников для проведения расследования. На беду, опросы пришлось проводить в тавернах, и вскоре выяснилось, что сотрудники не могут справиться с искушением и нагружаются во время работы так, что помощи от них маловато. Констебль ежедневно являлся пред ясные очи Вице-короля, с выражением собачьей преданности на физиономии. Голову он все сильнее и сильнее втягивал в плечи, так что у людей возникало опасение, не провалится ли она вовсе и не придется ли ему тогда делать прорези в груди, чтобы выглядывать сквозь них наружу. Констебль молча стоял навытяжку, пока Вице-король кричал.

Это был красивый, лет тридцати пяти, светловолосый человек с нежно-голубыми глазами поэта. Высокий и хорошо сложенный, он одевался безукоризненно и с блеском, что выгодно отличало его от предыдущего Вице-короля. Он возмущенно кричал на Констебля. Он устраивал гневные разносы членам совета. Выглядел он при этом блестяще. Он ласково беседовал с родителями, потерявшими дочерей, и выплатил пособия тем, кто попросил, несмотря на то что – как с одобрением замечали люди – это не входило в его обязанности. Он даже присутствовал на похоронах убитых девушек, произнося восхваления в адрес каждой из них, тепло воспевая их красоту и юность, выражая скорбь об их безвременной кончине. Когда Нел впервые появилась в дверях зала заседаний совета, с первой запиской от матери, Вице-король прервал тираду, обращенную к Констеблю, и широко ей улыбнулся. Потом он себя этим не утруждал, будто ее обыкновенность отводила ему глаза и он просто перестал ее замечать. Нел было интересно – уж не кажется ли ему, что записки плывут к нему сами, по воздуху. В самом деле, ее приход до того не привлекал внимания, что нередко, застав его врасплох, она ловила на его лице выражение, не предназначенное для чужих глаз. В другие моменты ей казалось, будто это вообще не его лицо, а маска, поспешно натянутая поверх другой. Нел тогда трясла головой, понимая, что ее глаза ее обманывают.