Мне, однако, удалось найти одно упоминание о «Саде приношений». Ссылка привела меня на довольно непрофессионального вида сайт местных любителей истории, где сообщалось, что старый участок открытой местности, принадлежавший колледжу Св. Иоанна, служил иллюстрацией давно забытой традиции наглухо огораживать участок луга или леса, о котором шла молва, будто он служит домом или местом забав для невидимых духов деревьев и природных стихий, обитающих в нашем мире. Существовало поверье, что это делалось для того, чтобы подобные существа не выходили за пределы таких стен. Никогда.
Те, кто занялся застройкой этой местности гораздо позже, через много столетий, ничего этого знать не могли. Верования и основанные на них традиции давным-давно отошли в прошлое. Никто из этих людей также не заметил или не придал значения тому, насколько неравномерно выщерблена пластина с надписью, словно кто-то стирал первое слово, желая утаить истинное предназначение стены.
Буквально в тот момент, когда у моей бывшей коллеги начался припадок и мне пришлось оторваться от чтения, я увидела на сайте старинную карту этой части Кентиш Тауна. Репродукция была скверная, детали трудно разобрать, но в пределах принадлежавшей Кембриджскому колледжу территории, площадью около пятидесяти акров, явственно просматривалась небольшой огороженный участок. Он не был подписан или поименован, но, мысленно наложив эту карту на современный план своей улицы, я пришла к выводу, что пластина с надписью была расположена с внутренней стороны стены, а обнесенный ею участок был совсем невелик.
Как раз такого размера, чтобы на нем поместился мой домик.
Я, наконец, разогрела в микроволновке еду и, включив телевизор и сделав звук погромче, поужинала. Замороженное карри оказалось намного вкуснее, чем я ожидала, а мороженое – вообще отличное. Под конец я оприходовала всю упаковку печенья. Аппетит у меня по сравнению с обычным был зверский, даже несмотря на странное нервное подергивание под ложечкой, вроде тика.
Я приняла ванну. Когда вытирала плечи, мне померещилось, что я вижу на коже какие-то тончайшие линии, не совсем беспорядочные, а поднявшись в спальню, я ощутила слабый запах хлеба.
Точнее, не совсем хлеба. Хотя аромат и напомнил о свежеиспеченном каравае, теперь он не ассоциировался у меня с кухонной хлебницей, и стало ясно, что в нем больше сходства с запахом сочной травы, согретой летним солнцем. Пахло теплой травой или, может быть, недавно распустившимися цветами. Чем-то сильным, полным жизни и в то же время сокровенным. Чем-то очень древним.
Я увидела, что покрывало на моей кровати откинуто. Аккуратно, уголком, так что это было похоже на приглашение. На открывшейся простыне лежала записка:
Сначала в ней было только это.
Однако, пока я читала, стала заметна и вторая строка. Она проявлялась медленно, как бы под воздействием лунного света, падавшего через окно.
Именно тогда я впервые услышала слабое поскрипывание, как будто шаги маленьких ножек по старым половицам, будто кто-то спускался сверху, с крохотного чердачка.
Впрочем, оказалось, что он совсем не такой уж маленький. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я.
Майкл Маршалл Смит
родился в Натстоде, Чешир, а рос в США, Южной Африке и Австралии. Сейчас он живет в Санта-Круз, Калифорния, со своей женой и сыном. Короткие рассказы Смита публиковались во множестве журналов и сборников, затем вышли его фантастические романы – «Запретный район (Сказка о молодце, не ведавшем страха
У одного отца было два сына – старший умный и дельный, за что ни возьмется, все у него ладилось, а младший был бестолковый, ничего не понимал и ничему не мог выучиться.
Люди про него говорили: «Отец еще отведает с ним забот!»
Когда нужно было что-то сделать, вся работа доставалась одному старшему; зато если посылал его отец куда-нибудь поздней порой, а того хуже ночью, а дорога, неровен час шла мимо кладбища или другого зловещего места, он отвечал: «Ох, нет, батюшка, туда я не пойду, уж больно страшно!»
Потому что был он трусоват.