Страшные сказки о России. Классики европейской русофобии и не только

Действительно, объектов приложения страхов насчитывалось много, но именно Россия была традиционным европейским пугалом, которое стращало всех с завидным постоянством, а не время от времени. Хотя как только с ней было выгодно сблизиться, этот кошмар тут же отступал или аккуратно убирался в кладовую европейских идеологий, поскольку страх был не реальный, а сконструированный, придуманный, воображаемый, этакий рабочий инструмент, который можно использовать. Так, отмечал Прадт, одна из французских газет избрала объектом своей ненависти Англию, считая, что вселенское зло приходит оттуда. Другие обрушивают свою ненависть на Россию. Причем, по его мнению, именно англичане ненавидят Россию больше всех. Но и во Франции, продолжает Прадт, наблюдается та же враждебность по отношению к ней. Однако нас интересуют в первую очередь причины этой ненависти, которые выделяет Прадт. Они вполне корректны и опять-таки вполне соотносятся с современными трактовками. Ненависть к России Прадт объясняет прежде всего поражением наполеоновской Франции и утратой ею лидерства на континенте, когда первое место заняла Россия. Для постнаполеоновской Франции «комплекс превосходства» был своеобразной компенсаторной реакцией на утрату ее позиций в Европе. Кроме того, продолжает Прадт, французы никогда не простят Русскую кампанию, не простят русским того, что именно в России «разбился скипетр, занесенный Францией над всей Европой» (и здесь мы можем вспомнить про Berezina — слово, ставшее для французов синонимом национального унижения и вошедшее во французские словари как обозначение полной катастрофы и сокрушительного поражения). Хотя, замечает Прадт, «если эта боль справедлива, то обида на Россию — вовсе нет, поскольку Россия не звала Великую армию ни в свои пустыни, ни под свое ледяное небо». Опять же, «пустыни», «пустыни Севера» — это тоже один из непременных атрибутов России и штамп из «Завещания Петра Великого».

Прадт даже отмечает, что, по словам некоторых публицистов, «варвары Севера дважды пришли в Париж, столицу цивилизации». Однако кто их туда привел? — задается он вопросом. Разве они туда пришли сами по себе? А мы помним, что в 1828 году Прадт сам пугал своих соотечественников новыми варварами, стоявшими в двух шагах от Вены и Берлина, но теперь «очень правдивый» аббат все это, вероятно, старательно забыл.

Однако главная задача Прадта заключается в том, чтобы не просто успокоить читателя относительно завоевательных амбиций России, но и доказать, что она является только внешне могущественной, а в реальности ее потенциал гораздо слабее, ведь все в России лишь видимость, и каждое ее, казалось бы, преимущество имеет свою обратную сторону. Россия владеет обширными территориями, но там много необрабатываемых земель с редким населением и отсутствием средств сообщения. Климат России является естественной защитой от внешних угроз («Русской зимы хватило для того, чтобы победить человека, победившего мир», — пишет он, имея в виду Наполеона Бонапарта), но он же препятствует ее экспансии, ограничивая ее действия лишь пятью месяцами в году. Несмотря на значительную численность населения России, население Европы его превышает, и оно растет более быстрыми темпами. 700-тысячная русская армия сильна только на словах, потому что она рассредоточена, а русский солдат, легко выживающий на своей собственной земле, во Франции просто умрет с голода. Аналогичная ситуация с флотом: флоты на Балтике и Черном море слишком отдалены друг от друга для того, чтобы эффективно взаимодействовать. У России нет колоний, нет внешней торговли, ее приморское население немногочисленно и мало связано с морем. То же самое и с финансами: их достаточно для внутренних нужд, но не хватает для внешнего действия. Поэтому Россию, отмечает Прадт, сравнивают со скованным гигантом: «Если ему выколоть глаза, его будет легко опутать цепями» (вероятно, Прадт вспоминает книгу Джонатана Свифта, вышедшую в 1726 году, и обыгрывает план лилипутов в отношении Гулливера).

Поэтому Европе нечего опасаться России: если на востоке Европы доминирует Россия, то на западе — вовсе нет, и по всем критериям Запад превосходит русский Восток: «По населению, богатствам, наукам, организации, средствам действия, по всем этим критериям Запад опережает Восток». Европа соединена очень тесными связями, необходимыми для ее самосохранения, Европа настроена на взаимопомощь, значительная консервативная ее часть выступает против преобладания России. И это европейское единство носит не агрессивный, а оборонительный характер, необходимый для поддержания статус-кво.

Данная тема, поднимаемая Прадтом, окажется очень востребованной: Россия — это колосс на глиняных ногах, и вся ее сила и могущество являются лишь видимостью. Маркиз де Кюстин эту мысль увековечит: Россия — «царство фасадов».