- Караулил, матушка. Тама старичок такой был в красном колпаке. Он всю скотину, кроме Пеструхи, обихаживал, а её, бедную, гонял. Вот я и ожёг его хворостиной.
- Ох, что ж он, окаянный, наделал! Всё ведь разгромил, порушил! Иди посмотри, там как Мамай прошёл.
Выскочил я в одном исподнем на двор, а там и вправду всё порушено. Ясли перевёрнуты, солома раскидана повсюду. Скотина в кучу сбилась, едва живая стоит. Тут я и подумал, что, может, зря старичка обидел. Вон он какой злой оказался. Теперь и другую скотину изведёт. Матушке сказал, а она пуще того осерчала.
- Я этому ироду спуску не дам! Сама скотину караулить буду, чтобы не трогал. А то, ишь какой выискался - каверзы строить!
- Успокойся, матушка, как бы беде не быть. Суседко-то ублажать надо, сама же мне об этом сказывала.
- А я другого себе найду. Помоложе и получше. Этот уж надоел. Никакого проку от него нету!
И в сердцах косу-то, которую ей суседко плёл, ножницами отхватила. Вот ночью и началось. Она, говорит, не вздохнуть, не охнуть не может, как подкатило ей что-то под горло. Одно только и смогла промолвить:
- К худу, к добру ли давишь?
Он её пальцами ледяными стиснул и выдавил:
- К ху-уду!
И всё. Не стало нам покою с той поры. Скотине худо - не ухаживает суседко за ней, мает только. В дому, как придём, вся мебель переставлена, мусор кругом. А у матушки голова болеть стала так, что моченьки терпеть нету никакой. Одинов я к дому раньше подошёл, высмотреть решил, что ж там без хозяев делается. Подкрался под окошко, слушаю. А там разговор.
- Что ж, братья, делать будем? Как нам человека ещё извести можно? Всё уж перепробовали - и войны, и болезни насылали - живёт, проклятый.
- Да просто всё, так мне сдаётся. Не надо трогать, пусть люди сами собой изводятся. Тут только подтолкнуть требуется.
- Как подтолкнёшь-то? Непростое это дело.
- Чего уж проще. Надобно не болезни и войны насылать, а вино зелёное. Будет вино, и нам хорошо будет. Человек, когда хмельной, так к нам и просится. Ну, быть ли по сему?
- Согласные. А что с хозяевами этими делать? Простить, может?
- Хозяйку-то можно, ежели подношение догадается сделать. Уж больно мне не по нутру маять её. Это вам, варнакам, одно удовольствие человеку каверзы строить, а мне и помочь охота, ежели справный хозяин. А с парнем вам решать.
- Придёт к нам в Кривой лог, цвет папора отдаст по доброй воле, там мы его и задавим. Уж больно он любопытен да с Гришей стакнулся. Ежели обманом выманим - пущай живёт.
- Ну, на том и порешим. Ежели сам на поляне не убережётся, спасать его и не будем.
На том разговор и закончился. Я - как закаменел, стою, слова не могу вымолвить. Видел только, как из трубы искры огненные посыпались. Тут и родители подошли. Я решил всё-то им не сказывать, что слыхал. Только про подношение суседке и рассказал. Матушка обрадовалась, что наладить всё можно. Пирог испекла - рыбник, стакашек водки налила. Поставила на ночь всё это у голбичной двери, а её приоткрыла. Утром ничего на месте не нашла. С той поры по хозяйству опять всё ладно пошло. А меня разговор тот мает. Пошёл к Грише, чтобы совет спросить. Выслушал он меня внимательно.
- Не ладно это, Егорушко. Приблазнило тебе или так всё было, не скажу. Одно только твёрдо знаю: в ночь на Ивана придётся тебе в Кривой лог идти. Место мне знакомое, совет дам. Только обещайся всё исполнить, как скажу. Про Евангелие и про то, что зачерчиваться надо, слыхал уже, это хорошо. Но и другие способы есть, чтобы дьяволу не поддаться.
- Какие же, дядя Гриша?
- Как зачертишься, по сторонам не гляди, кто бы тебя ни звал. Искушать будут, не поддавайся. Знаешь, поди, как искушают. Грех, он вёрткий, не заметишь, как подкараулит. А чтобы случаем в ухо не залетело, их воском залепить придётся. Только с той свечи, какую на венчании жгли. Тогда, может, и пронесёт.
- Может, дядя Гриша, не ходить мне?
- Нельзя, Егорушко. Коли попался, идти надо. Иначе они тебя в другом месте укараулят, где и не ждёшь. Лучше уж разом отвязаться. Понял ли меня?
- Да понял, дядя Гриша, понял.
- Ну, так отправляйся. И не боись. Ничего не случится, ежели всё, как велел, сделаешь.