Она колдует тихой ночьюУ потемневшего окнаИ страстно хочет, чтоб воочьюЕй тайна сделалась видна.Как бред, мольба её бессвязна,Но мысль упорна и горда,Она не ведает соблазнаИ не отступит никогда.Внизу… там дремлет город пёстрыйИ кто-то слушает и ждёт,Но меч, уверенный и острый,Он тоже знает свой черёд.На мёртвой площади, где сероИ сонно падает роса,Живёт неслыханная вераВ её ночные чудеса.Но тщетен зов её кручины,Земля всё та же, что была,Вот солнце выйдет из пучиныИ позолотит купола.Ночные тени станут реже,Прольётся гул, как ропот вод,И в сонный город ветер свежийПрохладу моря донесёт.И меч сверкнёт, и кто-то вскрикнет,Кого-то примет тишина,Когда усталая поникнетУ заалевшего окна.1908
Лес
В том лесу белесоватые стволыВыступали неожиданно из мглы.Из земли за корнем корень выходил,Точно руки обитателей могил.Под покровом ярко-огненной листвыВеликаны жили, карлики и львы,И следы в песке видали рыбакиШестипалой человеческой руки.Никогда сюда тропа не завелаПэра Франции иль Круглого Стола,И разбойник не гнездился здесь в кустах,И пещерки не выкапывал монах —Только раз отсюда в вечер грозовойВышла женщина с кошачьей головой,Но в короне из литого серебра,И вздыхала и стонала до утра,И скончалась тихой смертью на заре,Перед тем как дал причастье ей кюре.Это было, это было в те года,От которых не осталось и следа.Это было, это было в той стране,О которой не загрезишь и во сне.Я придумал это, глядя на твоиКосы – кольца огневеющей змеи,На твои зеленоватые глаза,Как персидская больная бирюза.Может быть, тот лес – душа твоя,Может быть, тот лес – любовь моя,Или, может быть, когда умрем,Мы в тот лес направимся вдвоем.1919
Андрей Белый
(1880–1934)
Вакханалия
И огненный хитон принёс,И маску чёрную в кардонке.За столиками гроздья розСвой стебель изогнули тонкий.Бокалы осушал, молчал,Камелию в петлицу фракаВоткнул, и в окна хохоталИз душного, ночного мрака —Туда, – где каменный карнизСветился предрассветной лаской,И в рдяность шелковистых ризОбвился и закрылся маской,Прикидываясь мертвецом…И пенились – шипели вина.Возясь, перетащили в домКровавый гроб два арлекина.Над восковым его челомКрестились, наклонились оба —И полумаску молоткомПриколотили к крышке гроба,Один – заголосил, завылНад мёртвым на своей свирели;Другой – цветами перевилЕго мечтательных камелий.В подставленный сосуд виномСтруились огненные росы,Как прободал ему жезломГрудь жезлоносец длинноносый.1906