Страшный дар

– Я заставлю тебе поклясться!

Он до того сильно прижал ее руку, что почувствовал, как под тонкой, совсем еще детской кожей перекатываются косточки, тоже тоненькие и хрупкие, как у птицы, но не ослабил хватку, в продолжал давить. Она вскрикнула и забилась. Если отпустить ее теперь, она убежит, а этого ему совсем не хотелось.

«Агнесс, Агнесс, я не выпущу тебя…»

Но она дернулась с такой силой, уперев левую руку в край пюпитра, что Библия соскользнула с наклонной поверхности и, под их единогласный вздох, упала на пол, рядом с уроненной фатой. Эхо подхватило громкий стук и ропотом разнесло по церкви, даже колокола заворчали, возмущенные кощунством. Пастор замер, и Агнесс, опередив его, опустилась на колени и подняла книгу, торопливо разглаживая листы. Протянула ему, глядя снизу вверх. Руки подрагивали от веса книги. Губки, снова бледненькие, неровно очерченные, кривились в виноватой улыбке. Вздохнув, мистер Линден водрузил Библию обратно на пюпитр. Помешкав, тоже нагнулся и подал Агнесс фату.

– Не знай я, что ты родилась на берегах Альбиона, счел бы тебя маленькой язычницей из Занзибара. Пойми, дитя мое, ты не можешь смыть с себя чувство долга, как притирания от веснушек. Неужели все мои наставления не оставили след в твоей душе?

– Еще как оставили, дядюшка, – отвечала девушка уже спокойнее.

– Чему же ты научилась от меня, позволь спросить?

– Играть. Но эта игра мне не нравится. Я сбрасываю карты, сэр, и встаю из-за стола.

– Это не игра, Агнесс. – Он прочистил горло, как перед проповедью, и пронаблюдал не без раздражения, как племянница усаживается на стул, складывает ладошки на коленях и покорно готовится скучать.

– Женщина по самой своей природе, данной ей от Бога, занимает в цивилизованном обществе особое положение. Почет и поклонение, кои в прежние времена возносились к монархам, мы слагаем к ногам дам, пусть даже незнатных. Женщины освобождены от необходимости пробиваться в жизни и состязаться с мужчинами, у них нет иной работы, кроме той, к которой они питают природную склонность, – домоводства. И в обмен на все эти блага от вашего пола требуется лишь одно – подавать мужчинам пример добродетели, искупать наши грехи своей чистотой.

Ноздри Агнесс затрепетали – она только что проглотила зевок.

– У вас отличная память, сэр. Если я спрошу, какой был номер страницы, на которой вы это вычитали, вы ответите в точности, так ведь?

– Просто прими это как данность, Агнесс. Таковы законы общества. Человеческого.

– Но есть и другие законы, – выпалила она.

– Это был вопрос?

– Боюсь, что нет, сэр.

– Вот как.

Мистер Линден двинулся к двери, но Агнесс преградила ему дорогу и вдруг вцепилась ему в рукав, чего прежде себе не позволяла.

– Что такое Третья дорога? – зашелестел горячий шепот. – Где она пролегает? Если это секрет, я никому больше не расскажу, только помогите Милли туда попасть.

– Ей-то зачем туда попадать? – не понял пастор.

– Потому что там… может, я не права, но… но там все не так, как у нас. Скажите мне, сэр, вы ведь знаете. Вы ведь не солжете.

– Да, там все иначе, – вырвался у него стон. – Все по-другому.

– Наверное, греха тоже нет.

– Ни греха, ни спасения.

– Значит, там никто не накажет Милли и Эдвина за блудодейство.

Наконец-то он понял, куда она клонит, и усмехнулся невесело. Ничего не получится из ее затеи. Не может получиться. Какой-нибудь распутник мечтает, чтобы вокруг его ложа извивались обнаженные демоницы, но нет же, они навестят монаха-постника, который будет смотреть сквозь них, мерно стегая себя бичом. Они не приходят к тем, кто их ждет, лишь к тем, кого сами выберут. Они жестоки и переменчивы, как сама природа, как ветер, что топит корабли, как дождь, что обходит стороной потрескавшиеся от жары поля.

Знал он одну женщину, женщину отважную и беспечную, которая, как никто иной, желала пройти по Третьей дороге. Но даже ее не выбрала та дорога.

– Они слишком жестоки, чтобы позвать к себе тех, кто по-настоящему хочет к ним попасть, – пояснил мистер Линден. – Им не по нраву голодный блеск в глазах и жалобная улыбка просителя. Им от этого становится скучно.

Агнесс отступила назад, и он продолжил:

– Забудь о Третьей дороге, Агнесс. Мистеру и миссис Лэдлоу придется выживать среди людей, с поклоном принимая те крошки со стола, которые соседи соблаговолят им стряхнуть. Кто примет на службу студента-недоучку? Сколько рубашек миссис Лэдлоу сможет сшить за день, прежде чем перед глазами потемнеет и швы пойдут вкривь и вкось? Никто не пустит их за порог, дабы они не принесли с собой заразу.

– По-вашему выходит, будто они больны чумой, – вспыхнула Агнесс.

– О, так было бы гораздо лучше! Заколотить дверь в их пристанище и намалевать на ней алый крест, чтобы все обходили его за милю. Ты думаешь, что Холлоустэп великодушно простит тех, кто сделал его посмешищем всего прихода? Не говоря уже о том, что ему нужно в спешке искать невесту, пока не пожелтело постельное белье.

– Что же он сделает?

– Этого я уже не узнаю.