Страшный суд

— Она просуществовала некое время, породив недолгую эпоху преемников-диадохов, но быстро, увы, сошла на нет, — промолвил Одинокий Моряк. — Хотя Александр проводил в завоеванных государствах мудрую политику привлечения туземцев к государственной службе, благородно щадил побежденных противников и даже оставлял их на тронах. Впрочем, так поступали и русские цари в той же Средней Азии, например, где генерал Скобелев строил для местного населения школы и больницы, а солдаты генерала-строителя Жилинского прорыли те оросительные каналы в Туркестане, которыми так гордятся аборигены, напрочь позабыв, что живительную воду им провели воронежские и смоленские мужики в военной форме еще в Девятнадцатом веке…

Недолгая память у наших меньших братьев!

— Увы, — согласился со мною Вещий Олег. — Благодарности от них вам не дождаться никогда… Я всегда повторял и не устану говорить вновь: у России в геополитическом смысле нет и не может быть друзей!

Помните об этом всегда, русские люди!

Это вовсе не означает, что вы должны отторгать тех, кто просится к вам под крыло, под защиту, под державную руку. Но вошедший в русскую семью народ или народец обязан при этом знать собственное место.

Никаких автономий, окромя культурной!

Как был прав в 1922 году мой друг и нынешний соратник Иосиф Сталин, по духу более русский человек, нежели ваши нынешние карликовые вожачки, когда предложил план культурной автономии для народов России!

Но упрямый козел Старик упёрся авторитетными для тогдашней партии горе-интернационалистов рогами… И ни в какую!

Ошибка Сталина в том, что позднее, когда был наделен безграничной властью, вождь не воспользовался собственными возможностями и не провел давешнюю идею в жизнь.

А заложенная Лениным бомба рванула через семьдесят лет… Вот и пожинайте теперь парад суверенитетов, начатый очумевшим от постоянных потачек и собственного беспредела ебеэном, сепаратизм и оголтелый, доходящий до фашизма национализм придурковатых гетьманов.

Во что они мой родной Киев превратили!

Вещий Олег сплюнул, символически сплюнул в сердцах, поднялся из-за стола и вышел на крыльцо.

Я последовал за ним.

Упоминание в разговоре Александра Македонского напомнило мне совещание на улице Пушечной в Москве. Мне нравился этот парень, я многое читал об удивительном человеке, так многое успевшим за неполные тридцать три года, читал не только Плутарха, и всегда ломал голову над тем, что не давало покоя Вещему Олегу: а что упустил Александр, создавая новую державу.

— Двадцатый век — век мафии, — сказал тогда, на Пушечной, Александр Македонский.

— Из вашего исторического далека, понимаешь, вам виднее, Александр Филиппович, — хотя и уважительно, но с некоей ухмылкой, с явной подкавыкой, заметил Иосиф Виссарионович.

Вообще, я заметил, что Сталин относится к Александру Великому не только по-отцовски, разница в возрасте была столь очевидной, но и с особым пиететом, полагая молодого царя равным себе, по крайней мере.

— Но это же так очевидно, — пожал плечами белокурый гигант. — Ныне сама демократическая система тысячью невидимых и явных нитей повязана с так называемой организованной преступностью.

Видите ли, уже в принципе идеология демократически провозглашенных общественных ценностей, проповедь формальных прав личности, идеология казенной — назову ее так — демократии — есть структура, в которую без труда внедряется мафия. Согласитесь, что поймать структурированных разбойников, опираясь на формально действующий, а точнее бездействующий закон, не представляется возможным.

— Он прав, — вмешался Адольф Гитлер. — Побеждает тот, кто действует неформально… В прежней, добольшевистской России мафии не было… Почему? Тогдашняя Россия была правовым государством, а вовсе не тюрьмой народов, но власти умело сочетали правовые принципы с державными интересами.

Тогда князь Олег почти не вмешивался в общий разговор, и я не сумел бы по его нескольким уточняющим репликам определить точку зрения киевского государя на происходящее в нынешней России, хотя он, разумеется, готов был безоговорочно выполнять назначенные для него предписания Зодчих Мира.

XI

Хотя рассудок террориста и был поврежден, раздвоение личности, точнее будет сказать — расщепление, уже состоялось, но здоровая часть мозга, отвечавшая за принятие функциональных решений, работала чётко и по-деловому.

Одним из принципов, которые он положил в основу операции, было намерение избежать крови на первом этапе похищения ядерной боеголовки.

И это ему удалось.

Когда отстыкованную головную часть межконтинентальной баллистической ракеты, которыми была вооружена Хмельницкая дивизия, бережно уложили в специальное устройство, предназначенное для перевозки подобных смертоносных изделий, он поменялся местами с ни о чем не подозревающим водителем: почему бы не пустить за руль старшего прапорщика, который по инструкции должен сидеть рядом, он ведь и его, сержанта, учил ответственной работе в подразделении головастиков — так на ракетном жаргоне звали тех, кто отвечал за порядок в боеголовках.