Страсть и нежность

Мария лежала на спине, отрешенно глядя в потолок и чувствуя напряженность, как и тогда, когда он попытался овладеть ею. Только теперь и сердце было словно кусок льда. Это ужасно! Ничего страшнее она в жизни не испытывала. Еще хуже, чем опасалась. Конрад был нежен и терпелив. Потребовав выключить свет, она совершила ужасную ошибку. Когда он касался ее, невольно вспоминался Майк, и тело непроизвольно напрягалось. Подсознательно она ожидала боли, хотелось избежать любых прикосновений. Конрад целовал ее, шептал ласковые слова, но она была слишком напугана, чтобы что-либо осознавать.

– Расслабься, моя хорошая.

Она повиновалась, потому что все-таки хотела его. Но тело отвыкло от интимных контактов. Она была настолько напряжена, настолько не готова к сексу, что Конрад, пытаясь овладеть ею, причинил боль. Ведь старался быть осторожным и чутким, но настолько загорелся сам, что не вытерпел и с силой вошел в нее.

Она закричала. Целуя ее, он просил прощения, пытался успокоить.

– Прости меня, милая. Я не хотел сделать тебе больно. Я буду осторожен. Обними меня.

Но она с силой оттолкнула его.

– Нет! Оставь меня!

– Дорогая, прошу тебя…

– Не смей! Оставь меня!

Мария даже представить себе не могла, насколько отталкивающим окажется для нее этот опыт. Так и есть – секс всегда несет страх и боль. Даже с таким искушенным мужчиной. 3начит, это ее вина. Фригидна, Майк был прав. Ей не суждено узнать наслаждение любви, о котором пишут в книжках, не суждено доставить радость мужчине. И себе тоже. Она обречена на одиночество. Потому что никогда, никогда в жизни не рискнет вновь пройти через это унижение! Она никогда не испытывала такого стыда, никогда так себя не презирала.

Слез не было, а они бы хоть немного расслабили. Конрад пытался утешить ее, но сдался и затих на другом краю постели. Часа через два, убедившись, что он спит, Мария поднялась и выскользнула из постели.

Шелковая сорочка лежала на ковре, словно серебристое озеро. Она подняла ее, надела. Когда глаза привыкли к темноте, прокралась к дверям. Осторожно прикрыв за собой дверь, выскользнула в коридор и в нерешительности остановилась, не зная, что делать дальше. Прошла, осторожно ступая босыми ногами, в гостиную, и только здесь осмелилась зажечь свет. Дрожащими руками открыла бар и налила себе полный бокал. Даже не взглянув на этикетку. Когда она опрокинула бокал, повяла – коньяк. Огненная жидкость обожгла горло, и тепло стало медленно растекаться по телу. Вскоре дрожь прошла, сознание затуманилось, напряжение понемногу улеглось.

Только сейчас появились слезы. Открыв застекленную дверь, Мария вышла на веранду и, прислонившись к стене, дала волю рыданиям. Она оплакивала то, что могло бы случиться, но теперь не случится уже никогда. Мария понимала, что между мужчиной и женщиной бывает что-то ей неведомое. Она плакала не потому, что лишилась чего-то, а потому, что никогда этого «чего-то» не знала и теперь не узнает. Одинокая сейчас, останется одинокой навсегда.

Тоска заполонила душу. Но вдруг женщина осознала, что вдали уже давно слышится какой-то неясный гул, похожий на отдаленный рокот летящего самолета. На мгновение все смолкло, потом шум послышался вновь, на этот раз ближе и отчетливее. Она подняла отяжелевшую голову и смотрела туда, откуда доносился гул. Неожиданно молния озарила дальние холмы, а следом донесся раскат грома. Гроза!

Коньяк разгорячил кровь. Мария спустилась в чем была на лужайку. Гроза стремительно приближалась. Теперь отчетливо были видны не только вспышки света, но и ослепительные пульсирующие зигзаги молний, которые, казалось, прорезали темные холмы. Раскаты грома стали оглушительными. Гроза не пугала, а завораживала. Все несчастья и разочарования отступили перед величественной картиной бушующей стихии.

Мария подставила лицо под удивительно теплые струи. Дождевые капли, смешавшись со слезами, стекали в рот.

Она и не заметила, что Конрад вышел из дома. Не слышала его зова. Только когда он схватил ее за руку, обернулась к нему. Джентльмен был в одних пижамных брюках.

– Мария! Скорее в дом!

– Нет. Ты только посмотри! Послушай!

В глазах женщины светился восторг.

Конрад в недоумении уставился на нее, пораженный внезапной переменой.

– Здесь опасно!

А та засмеялась и побежала прочь.

– Ну и пусть! Зато красота какая! А ты уходи, если боишься!

И она закружилась по лужайке. Мокрая насквозь сорочка прилипла к ее телу, и казалось, что она танцует совсем голая.

Конрад бросился за ней.

– Сумасшедшая, тебя может убить молнией!

– Ну и наплевать!