Разве он не видит, что все они смотрят на него так, будто он – самое смешное, что может произойти на траурном празднике? Разве он не понимает, что для того, чтобы стать частью окружения Грэхемов, надо вести себя совсем по-другому? Руперт умел нравиться, уж Луиза-то об этом знала. Она не сомневалась: если бы он захотел, все ее друзья ели бы у него из рук. Но граф не прилагал к этому ни малейших усилий, а иногда произносил такие глупости, что Луизе становилось стыдно. Он оказался здесь чужим и абсолютно не желал стать своим.
Среди приглашенных были и титулованные гости, однако окружение Грэхемов в Глазго все-таки сильно отличалось от лондонского. Шотландская естественность и непринужденность спорили с английской чопорностью. Говорили о том, каким человеком и предпринимателем был Майкл Грэхем и как всем будет его не хватать. В этот вечер Луизе чрезвычайно помогало общество Мортимера, который успешно уходил от прямых ответов. Всем хотелось знать подробности: что станет теперь с империей Грэхемов, кто примет бразды правления? Луиза полагала, что ответ ей известен, однако не стремилась его озвучивать. Мортимер, которого также устраивало покамест молчать о будущем, все время находился рядом с нею, и она постоянно чувствовала на себе его спокойный, утешающий взгляд. Ах, старые друзья! Для этого они и нужны, верно?
Вечер продлился дольше, чем Луиза планировала, и к концу его она чувствовала себя абсолютно выдохшейся, но все же не желала признавать, что Руперт оказался прав: сегодня общество знакомых людей не принесло ей того, что приносило раньше. Луизе срочно требовалось остаться одной, и поэтому, прервав разговор, она в какой-то момент просто развернулась и вышла из гостиной. Она поднималась по лестнице на второй этаж, когда сзади раздалось тихое:
– Луиза!
Граф шел за ней. Он остановился несколькими ступеньками ниже, и она повернулась к нему, цепляясь за перила, изо всех сил стараясь удержаться на ногах. Страшная усталость вдруг навалилась, словно могильная плита. Нет, нельзя думать об этом, слишком жутко…
– Что тебе нужно, Руперт?
Он не обиделся на явную грубость, сказал миролюбиво:
– Я сообщил присутствующим, что ты уходишь к себе и сегодня более не вернешься. Пойдем, я провожу тебя в спальню.
– Я разве просила тебя идти со мной? – Луиза понимала, что говорит глупость, но язык сам произносил слова.
– Идем, милая. – Руперт поднялся к ней и вдруг подхватил на руки, еле заметно выдохнув. Луиза подумала было возмутиться, но тут же обвила его шею руками и уткнулась мужу в плечо.
– Я тяжелая в этом платье, – глухо проговорила она в рыжие графские волосы.
– Ты легче облака, – шепнул в ответ Руперт.
Он без труда отнес ее в спальню, каким-то неведомым образом умудрившись открыть дверь, и уложил на кровать. Тут же появилась Мойра, а Руперт отступил в сторону, давая горничной возможность поухаживать за хозяйкой. Луиза не заметила, как он ушел. Она почувствовала себя одиноко, когда Мойра помогла ей встать, чтобы расстегнуть и снять платье и помочь переодеться в ночную рубашку. Луиза хотела позвать графа, однако не смогла произнести ни слова. Страшное горе навалилось на нее, стиснуло грудь, заставило съежиться. Впервые Луиза действительно осознала, что отца больше нет, что он лежит, мертвый, в своей спальне и вокруг горят равнодушные свечи. Несколько дней назад он был так счастлив, ведя ее к алтарю, улыбался, хохотал над шутками друзей, строил планы… а теперь он мертв, его нет и уже никогда не будет.
– Плачь… плачь, от этого легче, – прошептал Руперт ей на ухо. Луиза не заметила, как он вернулся. Граф обнимал ее, прижимая к себе, покрывал лицо жены легкими поцелуями, стирая с него слезы, и она, не переставая плакать, вдруг прижалась губами к его губам. Луиза обхватила мужа за плечи, наверное, причиняя ему боль, – но он непостижимым образом понял, чего она хочет. И его поцелуи стали яростными, по-прежнему оставаясь солеными от ее слез. Может быть, отстраненно подумала Луиза, это и неправильно – заниматься любовью в доме, куда пришла смерть. Но в этом было столько мощного торжества жизни, столько успокоения, сколько не могло содержаться в сочувствии друзей и в избитых словах утешения. В этом было все – и надежда, и ободрение, и, пожалуй, любовь. А если не она, то что-то очень похожее на нее.
Следующим днем, однако, все пошло наперекосяк.
Утром Луиза проснулась в объятиях Руперта и, прежде чем вспомнила, почему они оба находятся в ее девичьей спальне в Глазго, ощутила себя счастливой. Да, пожалуй, это одна из приятных сторон брака – просыпаться в объятиях мужа. Но затем действительность навалилась со всех сторон.
Дольше тянуть с похоронами было нельзя, и благодаря устроившему все Мортимеру погребение прошло на должном уровне. Присутствовали многие представители высшего общества Глазго, друзья Грэхемов и клиенты компании. Руперт держался отстраненно со всеми, кроме Луизы и ее тетушки, и все время находился рядом с женой. Луиза старалась не выпускать его руку.