Потом Дэмьен поднял ее на руки и отнес к себе, где ласкал ее пылко и безрассудно. Этот человек, обычно поглощенный своими страданиями, в ее объятиях становился совсем другим — властным, доверчивым, страстным. Его ласки открыли ей ту часть его души, которую она считала умершей. Когда они вместе, он кажется возродившимся человеком, способным радоваться жизни и любви.
Потом они отдыхали, пили вино, натянув на себя одеяло, потому что ночь была холодной. Вдруг Сара осознала, что игра внизу прекратилась.
— Как ты думаешь, твоя тетка что-нибудь подозревает?
Дэмьен пожал плечами.
— Возможно. Но я ничуть не стыжусь того, чем мы занимаемся. А ты?
— Нет, конечно, нет. Только, — она прикусила губу, — мне не хотелось бы огорчать Олимпию.
— Ты всегда заботишься о других, милая. Все равно — ведь я собираюсь жениться на тебе.
Сара поставила бокал и подвинулась поближе к нему, согреваясь.
— Я ведь даже не знаю, смогу ли я остаться здесь.
Они погрузились в невеселое молчание, слушая, как ветер дребезжит ставнями. Дэмьен поднял с пола коричневое платье, которое Сара сбросила в горячке, и осторожно повесив его на спинку кровати, повернулся к ней с улыбкой.
— Мне бы хотелось, чтобы ты сделала себе новый гардероб. Тетка, конечно, поможет. Просто срам, что ты носить старые платья Люси. Они скучные и плохо сидят на тебе.
Сара насторожилась.
— И, вероятно, напоминают тебе о твоей потере? — Он не ответил, и она продолжала: — Ты никогда не говорил со мной о Люси. О Винси — да. Но о ней — ни разу.
— Мы были вместе так мало, — заговорил он в мучительном раздумье. — Когда мы поженились, Люси было всего семнадцать, почти дитя. Иногда я даже не могу вспомнить, как она выглядела. И тогда мне становится не по себе.
— Но ты не должен чувствовать себя виноватым. Это было так давно. Иногда забвение — милосердный наркотик, которые дарует нам наш разум. Одному Богу известно, как мне порой хочется забвения.
— Знаю, любовь моя. — Он прижал к себе ее руку.
Чувствуя, как он напряжен, она продолжала:
— Но ты многое не можешь забыть, да?
— Ты хорошо меня понимаешь, — сказал он с иронией.
— Ты никогда не говорил мне, как умерли Винси и Люси, — добавила она спокойно.
Он выпустил ее руку. Черты его лица стали как-то жестче.
— И никогда не расскажу.
Сара посмотрела на него умоляюще.
— Дэмьен, прошлой ночью ты сказал, что если у нас будет ребенок, он станет связующим звеном между нашими мирами?
— Конечно, я это помню.
— Но, может быть, — продолжала она все более горячо, — может быть, наша откровенность — и есть такое звено? И, может быть, нам предназначено открыть друг другу еще больше. — И прежде чем он успел возразить, добавила: — Я хочу прочесть воспоминания о Винси.
В его взгляде было одновременно и удивление, и страдание.
— Ты понимаешь, чего ты хочешь?
— Хочу понять тебя до конца. — Ее глаза отражали обуревающие ее разнородные чувства. — И еще я хочу, чтобы ты помог мне. Я не могу забыть Брайана. Ты не можешь забыть Винси. Вот зачем судьба свела нас! Если бы ты был до конца откровенен…
Дэмьен прижал ее пальцы к своим губам.
— Не сейчас, Сара. Ты хочешь слишком многого.
— Но откровенность может оказаться ключом к разгадке.
— Наша любовь — вот этот ключ.
Он снова пылко ласкал ее, и вскоре она растворилась в сладком и жарком желании. Да, думала она, их любовь — ключ. Но пока еще эта любовь — узница, связанная земными путами. Они — две раненые души, приникшие друг к другу. Только зная всю правду, смогут они воспарить, исцелиться и обрести утраченную цельность.
Пропила неделя, и понемногу Сарой начала овладевать тревога. Дни она проводила за работой, ночи — с Дэмьеном. С ним она чувствовала себя, как в раю, но все же какая-то ее часть уже восставала против долгого сидения взаперти. Время от времени она находила у себя в комнате амулеты и по-прежнему слышала зловещий голос.
Мир за пределами дома, мир XIX века, все так же был ей недоступен. В каком-то смысле они с Дэмьеном стали узниками дома. Он словно олицетворял их горе, которое они разделяли друг с другом, но которое не ушло из их жизни. Она любила Дэмьена всем сердцем, но как здоровая, полная сил молодая женщина, чувствовала, что попала в западню.
Дэмьен по-прежнему проводил много времени закрывшись в кабинете, но Сара знала, что он стоит на пороге больших внутренних перемен. Он часто смеялся, прежний Дэмьен даже улыбался крайне редко. По ночам он приносил ей цветы и сладкое вино; они танцевали в салоне, часами беседовали и радостно ласкали друг друга.
Были и другие намеки на перемены. Однажды утром, ходя по салону, Сара услышала стук копыт. Подойдя к окну, она увидела Дэмьена, стоящего рядом со своей лошадью перед заросшим полем. Он смотрел на заброшенную землю, на сорные травы, словно обдумывал план действий. Не собирается ли он опять превратить Белль Фонтэн в цветущую плантацию? Сара внимательно наблюдала за ним. Сев на лошадь, он поехал к дому; во дворе его встретил конюх, принял поводья, и Дэмьен поднялся на крыльцо. Но губах его была задумчивая улыбка, на щеках появился румянец.