Страсть к размножению

Весь на шарнирах, испортаченный - конкретно, синий,

И предлагает мне накатить с ним вдвоем.

По воскресеньям на Изоплите необычайно грязный снег,

И соседи заводят веселые магнитофоны и перебранки.

"Короче", - говорит синий человек,

И достает из пальто стаканы и полбуханки.

Я спрашиваю его - "Браток, ты откуда? Из местной мафии?"

Он воспринимает это, как предъявку и покушение,

Но успокаивается, и начинает рассказывать мне свою биографию,

К которой я не имею ни малейшего отношения.

Удивляет меня: "У Вовки совесть не чиста.

Вовка - это я... Знай, что пидор твой Вовка:

Прожигал жизнь, и прожег, - мол - в четырех местах,

Вкладывал деньги в друзей, а друзей - в ментовку".

Потом, как трактор, по дому колесит,

Считая свою жизнь гениальной мрачной картиною,

И какую-то женщину, не переспавшую с ним,

Называет ментовской сучкой и злоебучей блядиною.

В это время комната становится рассадником:

Входящие в нее тут же выглядят оседлыми.

И алкаши, как порубленные всадники

Сползлись на крыльцо и о чем-то беседуют.

Синий человек орет кому на-

До в окно, и братва заваливает.

В это время над домом восходит Луна

С фиолетовым штампом: "Палево".

...Пить в горе, и в радость, и в житейскую стынь

Можно и на халяву - с живущими по соседству:

Достаточно казаться доверчивым и простым,

И не использовать дополнительные денежные средства.

Но, на шару наживая бухло, наживаешь врага -

Сидишь на стуле забыченный и бурый,

А синий человек твердо стоит на рогах,

И за ним стоит вся блатная культура.

Синий человек блюет, падает на колени,

Не отвечая на вопрос "на хуя мне такие подарки",

И я угрюмо и молча допиваю портвейн -

Самый распространенный и худшей марки.

Мой друг! Сейчас я тяжко и капитально греюсь -

Пора подвязывать с этим Изоплитом, и

Кто-то выхлестнул окна беззубую челюсть -

Я один, и ебало разбитое.

* * *

Я Гойя, я горло, я горе, и т.п.

А.Вознесенский

Ты Гойя. Ты горло. Ты горе

Сорок первого года.

Я Бродский, я скотский, я вроде

Любил. Подавал себя: подан.

Щелкал зубами - не разнообразнее компостера,

Мучался, как дьявол, минетом зачатый:

Шел на Голгофу, а приходил в гости.

Искал лазейку, а находил перчатку.

Все знал и выжидал. Питал надежду

Комбикормами - жалко не залупой -

Когда в подруг или подружек между

Коротких слов вворачивал шурупы.

Исполнен страстью прямо как по нотам

По жизни пусть, и пусть дышу на ладан.

Умение казаться идиотом

Влечет к себе по прежнему, и ладно.

Еще не смерть, не вышли мясорубы.

Господь пусть отвернется: я стесняюсь.

Не рай я открывал, а рот беззубый:

Кладите хуй, мадам! Сеньор, кладите палец!

Где ваши ставки - нате их обратно:

Моя душа не вынесла ремонта.

Я вас любил - так нежно, так бесплатно,

Так беспонту. Так вы любили с понтом.

Вы так любили, чтобы россыпь мата,

Чтоб дверь снести, не дожидаясь "кто там",

Лицо чтоб искаженное цитатой,

И чтоб смеяться с полуоборота,

Бежать по стеклам солнышком с икотой.

Всходить на трон. Что трон? - со стула падать.

Я больше не хочу казаться идиотом.

Мне этого теперь уже не надо.

Мне не нужна карьера наркомана.

Мне нужно денег полные карманы.

Я больше не хочу казаться странным.

Я меньше не хочу казаться странным.

Недурственна моя дурная слава.

Хитрющая, как Ротшильд в телогрейке:

За каждою моей душой - облава,

За каждою душою - ни копейки.

Душой не постигать, душою ерзать -

Так говорил, переходя на мат

Исус Христос в костюме паровоза

Сошедший с рельсов, неба и ума.

Америку открыть и перекрыть -

Какой светильник разума не видел?

Кругом метель - зима приходит сидя.

Не клады откопать - так хоть собак зарыть.

ПОЭМА О КИНЕМАТОГРАФЕ

ЭЙЗЕНШТЕЙНУ Посвящается...

Все самолеты возвращаются на аэродром,

Все капитаны отчетливо видят землю.

Р. Р. Рождественский

и И. Бродский:

Подарите мне книгу со счастливым концом.

Назым Хикмет.

Скромный кинотеатр под названием "Мудак".

Фильм социальный, героиня - аппаратчица.

На экране - прерия. Ползет удав.

Заяц пока за кадром. Он прячется.

Рушится жизнь советской семьи.

Проплывают титры, под музыку заикаясь.

Министр встает с символической скамьи

Подсудимых. И тут появляется заяц.

В зале уже накурено и напержено,

А заяц из-за кадра появляется и прячется...

И вот: вызывает хохот изображение Брежнева,

Исполняющее пасквиль голосом Караченцева.

Экстрасенс вызывает дух коммунизма. Очко

Опускается. Вот экстрасенс под конвоем.

В апофеозе сгорает дача. Гребенщиков

Выносит из пламени мертвого Цоя.

Падает рубль, снег и громкость.

Автомобиль промчал обезумевшего Ленина,

И Никита Михалков, испытывая неловкость,

Ебет мозги вместо Анны Карениной.

Анка оскорбляется на слово "попс",

А Чапаев уплывает с невозмутимостью мопса.

"Баста", - кричит фараон Хеопс,

И встает из гробницы хуй Хеопса.

Скачут верблюды. Песок на зубах.

Мелькают ковбои, звезды и полоски.

И вдруг все стихает. Играет Бах.

Знобит человека. Это - Тарковский.

Всех винтят, крутят и заворачивают.

Холодно. Синеет одинокий парус.

Извращенца наводит на мысль о безбрачии

Танец с фаллосами в исполнении Ротару.

Моцарт перед смертью изобретает минор,

Шопен давится от зависти и падает, синий,

И Винни Пух рассуждает о кризисе в кино,

Неожиданно для себя пародируя Буратино.

Факты тасуются в руках заокеанского шулера: