А еще я написала письмо Богдану, рассказав об Арсеньевой и упомянув Кристофа. Адрес почты я помнила, а для отправки письма воспользовалась специальным почтовым сервисом, чтобы не светить свой ящик. И понятное дело, отправляла я его не из дома.
Дни идут своим чередом. Аделаида Стефановна жива и носит на руке браслет. События подстраиваются под ту реальность, которую я знала. Так, Саше очень захотелось прогуляться по Красной площади, а потом мы с ней поехали на Воробьевы горы, где посидели в приятном ресторане, но уже без Богдана с Кристофом. Никакого ограбления квартиры Лебедевых не было. Только в день, когда случилось нападение, у Аделаиды Стефановны произошел сильный приступ, и ее забрали в больницу. Саша позвонила родителям, и они прилетают.
Я нажала еще раз на звонок, слушая длинную трель. Сегодня собиралась ждать до победного.
«Он дома!» – говорила себе, но было страшно как никогда. Это же я люблю его, а он ничего не помнит. Сложится ли у нас? Простит ли он и отпустит прошлое? Ведь сейчас не нужно меня спасать и защищать.
Я настолько ушла в свои мысли, раздираемая сомненьями, что не услышала шагов и звука открываемого замка. Просто в какой-то миг дверь открылась, и передо мной предстал Ольховский во всем своем великолепии.
– Кир…
Горло сжало, и я не могла произнести больше ни слова. Все как тогда. В одном полотенце, только из душа и удивленный.
– Кристина?!
Меня точно не ждали, но он посторонился.
– Проходи.
Я зашла на деревянных ногах. Наверное, это судьба, но момент повторился: он закрывает дверь, я задеваю его бедром, полотенце сползает, автоматически ловлю, и мои руки прижаты к торсу Ольховского.
– Кристина, определись. Ты меня одеваешь или раздеваешь, – хмыкнул Кирилл, а дальше все пошло не по плану.
У меня сдали нервы. Это же Кирилл! Вот он, живой!!!
– Ольховский, какой же ты дурак! – вырвалось у меня, и я сдернула с него это дурацкое полотенце. – Раздеваю!
Толкнула ошарашенного к стене и, наплевав на все, поцеловала. Мне жизненно необходимо было ощутить его губы, обнять, погладить грудь, где нет и следа ранений. Как же я его люблю! И каждым своим поцелуем, прикосновением начала говорить ему это.
Он только на миг растерянно замер, а потом сжал меня до треска в ребрах, и поцелуи стали такими, что подогнулись колени. Я плавилась в его руках, ужасно соскучившись. Даже не представляю, как я раньше жила без него.
– Останови меня! – прошептал Кирилл.
Его руки уже были у меня под одеждой, и единственное, чего мне хотелось, – продолжения. Неважно где, в коридоре, в ванной, в спальне… Лишь мысль о том, что в самый пикантный момент заявится его бывшая и все испортит, заставила разочарованно застонать и отстраниться.
Попытаться, по крайней мере, так как Кирилл не отпускал, глядя на меня затуманенным взглядом.
– Не успеем, – с сожалением сказала я. – Сейчас сюда твоя Барби за вещами заявится и скандал устроит.
При упоминании бывшей взгляд Ольховского приобрел осмысленность и протрезвел. Забавный у нас сейчас вид. Он голый, моя одежда в беспорядке, губы горят. Встретились, одноклассники. Это мне он парень и любимый, а Кирилл не видел меня несколько лет.
– Что ты о ней знаешь?
– Кир, иди оденься, а то я за себя не ручаюсь и все тебе расскажу. Только не спрашивай, на каких колесах я сижу.
Отодвинув его, одернула на себе одежду.
– Я на кухню, сварю нам кофе.
– Там…
– Ремонт сделан, – закончила за него. – Не беспокойся, я знаю, где что лежит.
– Откуда? – подозрительно сузил он глаза.
– Ольховский, оденься. Я понимаю, что Барби бывшая, но вот нечего ее в полотенце встречать! А она сейчас заявится.
– Серебрянская, ты в себе?
– Нет, – честно призналась ему. – Нам нужно поговорить.
Когда Кирилл зашел на кухню, я как раз следила за кофе. Решила заварить в турке покрепче. Оглянувшись на него, оценила вид в домашних брюках и обтягивающей футболке. Он был таким родным. Хотелось обнять, прижаться к нему и никуда не отпускать.
– Что с тобой произошло, что ты смотришь на меня таким взглядом? – осторожно поинтересовался Ольховский.
От необходимости отвечать меня избавил кофе. Не дала ему сбежать, ловко подхватив турку, и разлила по чашкам. Поставив на стол, вернулась, достала сахар и печенье, которое выложила в вазочку.
– Давай пить кофе. Сейчас все равно поговорить не успеем, – сказала Кириллу, ошеломленно наблюдавшему, как я хозяйничаю у него на кухне.
– Почему?
Прозвучавший звонок послужил ответом.
– Кирилл, там твоя Барби. Не знаю, о чем вы будете говорить в коридоре, но, когда она ворвется на кухню, ее словами будет… А впрочем, я лучше напишу и отдам тебе листок. Сравнишь.
Сказав это, отодвинула его, пройдя в комнату, взяла листок из принтера с ручкой и кивнула замершему на пороге Киру в сторону двери:
– Иди, открывай.
Сама же помчалась на кухню. Идея мне понравилась. Это был шанс хоть как-то его убедить в правдивости моих слов. Сев за стол, я стала быстро писать.