Страсть. Книга о Ф. М. Достоевском

«По надобности во врачах во время последней против французов войны командирован г. вице-президентом академии в московскую Головинскую госпиталь для пользования больных и раненых 15 августа 1812 г. Потом в Касимовский военно-временный госпиталь, откуда получил похвальный аттестат 1 сентября 1812 г. Потом командирован им же вице-президентом Московской губернии в Верейский уезд для прекращения свирепствовавшей там повальной болезни и за что имеет тоже похвальный аттестат. Лекарем 1-го отделения произведен 5 августа 1813 г. В Бородинский пехотный полк поступил 1 сентября 1813 г. За выслугу узаконенных лет медицинским департаментом военного министерства удостоен звания штаб-лекаря в означенном полку со старшинством 5 августа 1816 г. По предписанию медицинского департамента, во уважение ревностной службы его, помещен в оном же полку на оклад 1-го класса с жалованьем по 500 рублей в год 20 октября 1816 г. Из оного полка переведен в Московский военный госпиталь ординатором, за усердную службу помещен на оклад старшего лекаря 2-го класса с жалованьем по 600 рублей в год 7 мая 1819 г.»

Совершив все эти открытия, важные для него чрезвычайно, дядя Василий Михайлович представил сестре и её мужу своего протеже и коллегу по медицинскому поприщу уже не без блеска, описал его достоинства почти теми же яркими красками, какими перед студентами расписывал какое-нибудь клещевинное масло, микстуры и порошки. Правда, рекомендованный им жених почему-то несколько отпугивал и будущего тестя, и будущую тещу, и в особенности невесту, совсем ещё юную, главным образом, конечно, своей суровой наружностью и некоторой надменностью нрава. Им не такого мужа хотелось бы младшенькой дочери, сердечной любимице без исключения всех родных и знакомых, включая прислугу. Они и предпочли бы, очень наверно, для неё иного спутника жизни, кабы не ушло достояние дымом учиненного проклятым Бонапартом пожара. А без достояния об ином-то муже нечего было мечтать. Что было делать? Смирившись перед судьбой, Федор Тимофеевич и Варвара Михайловна дали свое родительское благословение. Мария Федоровна, как водится, им покорилась. Венчание состоялось, свадьба справилась самая скромная, в самом тесном семейном кругу, и для Михаила Андреевича с Марией Федоровной началась новая жизнь, полная самых ничтожных, самых изнурительных семейных забот и долгое время никем не видимых мук, как ему открылось отчасти впоследствии.

Поначалу из экономии жили при госпитале, жили неловко и беспризорно, как и не могло быть иначе в стенах казенного заведения. Тут приглядеться и присмотреться друг к другу возможности не было. Михаил Андреевич весь день находился на службе. Мария Федоровна скоро после венчания забеременела и тяжело переносила свое положение. Мальчик родился в положенный срок и назван был Михаилом. Оставаться при госпитале стало нельзя. Михаил Андреевич вышел в отставку. Несколько месяцев где-то ютились, с младенцем, без денег, без места, кажется в наемной квартире где-то в Басманной, в которую из собственного дома к тому времени переселился Федор Тимофеевич, тесть. Понятное дело, тестю в глаза глядеть было совестно: нахлебник, жилец.

Кажется, именно в те мрачные, беспросветные дни Михаил Андреевич с пылом, для неё неожиданным, и поклялся юной жене, что последние силы отдаст, пробьется и выбьется, и не только прокормит и обеспечит семью, но и восстановит честь так несчастно, под ударами рока затертого рода и детей своих, это всенепременно, всенепременно, помни и верь, выведет в потомственное дворянство, в помещики настоящие, как надлежит. Мария Федоровна была прекрасна не только лицом. Она была редкая птица, энтузиастка, мечтательница, с благородной душой, с потребностью жертвы во имя чего-то большого и светлого, даже прямо святого. Она увидела в своем муже чуть ли не гения, конечно, непонятого, неоцененного, героя великой войны, походов и битв, славы Бородина первее всего. Она тогда же полюбила его самой чистой, самой преданной, самой честной любовью щедрого сердца, преданной прежде всего, преданной до последнего вздоха. Она стала молчаливой опорой его, как выяснилось впоследствии, непрочной души.

Сам ли по себе, ободренный ли её полным доверием, но он свое слово очень скоро сдержал. Это невыносимое положение длилось недолго. Слава Богу, вышло место лекаря женского отделения в Мариинской больнице, на Божедомке, место неказистое, бедное, всего в шестьсот рублей ежегодного содержания, да и то досталось ему по протекции, через того же Василия Михайловича, дядю, который благословил и сосватал его.