Страсть на грани

— Это уже история, — чуть печально сказал он. — Что думал твой дед, что считаешь ты — все это не важно. Важно, что клад есть, и сейчас ты мне скажешь, где он спрятан.

— Но я не знаю, — призналась Лера, понимая, что теперь начнется самое страшное.

— Этого не может быть, — начальник смотрел на нее почти ласково, и это испугало ее больше, чем возможные крики, угрозы и оскорбления. — Я полгода вел тебя по пути к этому кладу. Ты и твоя полоумная мамаша знаете усадьбу как свои пять пальцев. Вы не можете не догадываться, где может быть зарыт сундук с изразцами.

— И тем не менее это так. — Лера решила покориться неизбежному. — Может, мы действительно нелюбопытные, но мы вели поиски не так усердно, как вы. Если бы я обнаружила этот сундук, то пустила бы изразцы на восстановление храма и печей, раз уж они исторически тоже были ими украшены. Я бы не стала их оценивать и тем более продавать.

— Ну, конечно, кто бы сомневался, — начальник опять оскалил зубы. — Коню понятно, что ваша малахольная семейка ничего бы продавать не стала. Ничего себе — все людям. Чернь вы подзаборная.

— А вы, как я погляжу, аристократ, — не удержалась от шпильки Лера. — Благородный дворянин, для которого родовая честь — не пустой звук.

— Молчи! — страшно зашипел Прошлогодний. — Молчи, сука! Тебе ли знать, что такое всю жизнь прятаться под чуждой фамилией! А мой дед знал. Когда был вынужден сбежать из усадьбы и спрятаться в городе, когда писарь за бутылку водки выправил ему другие документы, в которых они с бабкой стали не Ланские, а Прошлогодние. Моя мать — их младшая дочь. Она с детства понимала, что она Ланская, но была вынуждена расти в грязной хибаре, без воды и света. Да, я поселил ее здесь, рядом с усадьбой, чтобы она могла хотя бы издали видеть свое родовое гнездо. Но, когда она приходила туда, там царила твоя мамаша, которая не имела права даже ступать по этой земле.

— Вы нормальный вообще? — осведомилась Лера. — Я не готова сейчас обсуждать плюсы и минусы Октябрьской революции, однако это было сто лет назад. Вы тешите свои амбиции, живете иллюзиями. И все это вместо того, чтобы гордиться не своим прошлым, а своим настоящим. Сергей Николаевич, вы же хороший специалист, вы же разбираетесь в производстве, действительно разбираетесь. Какая при этом разница, Ланской вы или нет?

— Как какая? — Прошлогодний даже удивился нелепости ее вопроса. — Ланские испокон веков управляли молочным заводом. У них мужчины либо в офицеры шли, либо на молокозавод. Так что это имеет очень большое значение, я пошел по линии своих предков и преуспел только потому, что это у меня в крови.

— Глупости это, — устало сказала Лера. — Ваши бредни по поводу благородного происхождения привели вас лишь к тому, что вы стали преступником. А это не считалось благородным никогда. Слава Робин Гуда тоже весьма сомнительна, знаете ли.

— Я не считаю необходимым слушать ваши разглагольствования! — вспыхнул начальник. — И ваша точка зрения на мою семью, мою биографию и мои моральные качества меня тоже не интересует. Валерия Константиновна, скажите мне, где спрятаны изразцы, и я обещаю, что перед смертью вы не будете мучиться. Если же вы будете упорствовать, то пожалеете об этом.

— Сергей Николаевич, я не знаю, где спрятан клад, — спокойно сказала Лера, которая вдруг перестала бояться. В конце концов, умереть больше одного раза все равно не получится. — Вы можете меня пытать и истязать, но от этого у меня в голове вряд ли прояснится. Нельзя вспомнить то, о чем не имеешь представления. Так что давайте уже покончим со всем этим, а то вы мне не менее противны, чем я вам.

— Сядьте, — отрывисто приказал начальник, указывая на стоящий посредине бойлерной деревянный стул. Лера подошла и послушно опустилась на жесткое неудобное сиденье.

Прошлогодний достал из кармана плотный капроновый шнур и начал деловито прикручивать Леру к стулу. Туго обвязанные лодыжки тут же начали затекать. Пройдя по животу, шнур больно впился в него, и Лера охнула, испугавшись, что веревка может повредить ребенку.