Страсть на холсте твоего преступления

Парадоксальный танец эмоций. Вот что я нарисовала вторым. Восторги взлетали, переплетаясь темными вихрями с тревогой. Страх и опасность пролетают вниз, но встречают яркие брызги решимости и силы, создавая невероятный шедевр.

Я была вся в краске, когда закончила рисовать и подняв голову, выдохнула морозное утро. Я прорисовала всю ночь и когда трезвым умом смотрела на созданный шедевр, прикрыла рот рукой. Я никогда не рисовала столь безрассудно и неприемлемо.

С одной стороны, рисование — это не просто движение кисти по холсту, это язык, на котором говорила душа. С другой, это архитектурный мир, симфония визуальных впечатлений.

Так я и уснула. Под погружение во внутренний лабиринт собственных мыслей.

Он со мной. Мой темный незнакомец крепко держит меня за руку, проводя к волшебному месту. Он стоит обрамленный блеском звезд под лунным светом. Я чувствую тепло и безопасность, окружающее его присутствие.

— Я скучала, — говорю не своим голосом и поддаюсь вперед, сталкиваясь лицом с его теплой и сильной грудью.

— Мне всегда мало тебя, Тереза, — шепчет незнакомый голос. Любовь окружает меня, трепет в груди вызывает во мне настоящее счастье. Мы в обнимку смотрим на звездное небо и словно слова не нужны. Мы общаемся языком прикосновений и улыбок. Ночь обнимает черным покрывалом, лаская уши пением цикад.

— Люблю, — вырывается у меня, и я падаю. Падаю назад, смотря в темное лицо незнакомца.

— Там, где отсутствует любовь, поселяется холод и темнота, — слышу его голос и захлебываюсь слезами, водой, нехваткой воздуха. Я не могу дышать, хватаясь руками за горло и вижу его темную дымку вместо лица.

Я просыпаюсь, смотря в бездонный белый потолок, смахивая слезинки по бокам лица.

— Тебе больно? — услышала реальный голос мужчины, резко обернувшись к креслу. Харрис сидел в размеренной легкой позе, расстегнув рубашку. Мне открылся вид на его пресс и шикарную грудь, украшенную татуировкой. Загорелая кожа гармонировала с мускулистым телом. Я прищурила глаза с интересом к красочной татуировке.

— Что?

— Ты стонала от боли, — удивил меня его ответ, и я вскинула брови. Рассматривая его фигуру, я обратила внимание на черные перчатки и бокал с вином в левой руке. Он беззаботно плескал красное виноградное вино, следя за мной. В такой спокойной позе Харрис выглядел пугающе, а вспоминая события прошлым днем, мне стоило опасаться его.

— Ты выглядишь уставшим, — произнесла зачем-то я, поджимая ноги к груди и обнимая их. Я приняла душ и переоделась в шелковый халат, который Эйвон решил купить для меня со словами: «Будь шикарной даже в плену».

— Беспокоишься обо мне? — с усмешкой спросил Харрис. Этот мужчина… От его голоса внизу живота все сжимается в тревожный узел.

— Ты не уважаешь меня, а я обязана беспокоиться о таком, как ты? — без улыбки я уверенно бросила на него взгляд. Я выгляжу заспанной и заплаканной. Я плакала и кричала за все года молчания.

— Не уважаю? Пока ты живешь и ешь мою еду, ты будешь делать то, что я приказываю, — с холодной отстраненностью он повысил голос, я сжала одеяло.

— Я не собака, тебе ясно? Я живу и ем в твоем доме не по своей воле, если ты не забыл. Это общий план, я помогаю тебе — ты помогаешь мне, — в груди за кололо от досады. Харрис учащенно выдохнул и прикрыл глаза на секунду. Казалось, я раз за разом вывожу его из себя. И я видела контроль.

— Что мне сделать для тебя? Помимо того, что я должен отпустить тебя. Этого не будет, — его тон казался стальным. Он постучал пальцами, скрытыми за черной кожаной перчаткой, по бокалу с вином.

— Ты главарь группировки. Какая твоя миссия сейчас? Что ты делаешь? — спросила я. Харрис склонил голову и повернулся ко мне профилем, я ахнула, расширив глаза. На левой стороне его лица были засохшие капли крови, будто он резанул кого-то, а тот плеснул в него своей кровью. Хладнокровный. То, что присуще настоящим убийцам.

— Ты пришёл ко мне в спальню сразу после работы? Весь в крови? — вскричала я, ощущая, как гулко бьется моё сердце.

— Только это интересует тебя, девочка? — с дьявольской усмешкой спросил мужчина.

— Ты убивал?

— Нет.

— Убили за тебя?

— Да.