— Как видишь… Не бойся, не отравили. Если только феназепам не просрочен. Но это вряд ли. У нас тут строгий учет, — не совсем уверенно сказал я.
Мы, конечно, стремились к тому, чтобы у нас был полный порядок в запасах продовольствия и медикаментах, но, честно говоря, до классического немецкого педантизма нам пока еще далеко.
— Вы что, снотворным ее напоили?
— Снотворное успокаивающего действия. Будешь?
— Спасибо, я лучше водки.
— Заодно и брата помянешь.
— Что? — Настя вздрогнула и осатанело посмотрела на меня.
— Ты же сама сказала, что его убили, — не без чувства вины сказал я.
— Я говорила? Я сказала, что в него стреляли. Я сказала, что он упал.
— Акто стрелял?
— Ну, ты же их видел…
— Аты Жмыхова видела?
— А что, Жмыхов там был?
— Ты же сама сказала, что это он.
— Ну, говорила… А кто еще мог это все организовать?
— Но это только догадки? Точной информации у тебя нет?
— Нет, точной информации у меня нет…
— Мне кажется, Жмыхов понял, что его раскрыли. Или ему просто нет надобности скрывать свое истинное лицо. Он сказал, что не предатель. Потому что работал на завод, а не на твоего брата. И не Ремезов на заводе главный. Про Савельева он ничего не говорил, но дал понять…
— Это Жмыхов тебе сказал? — Глаза у Насти в недоумении расширились.
— Да, он звонил мне, требовал твою голову. Ну и Алина ему тоже нужна.
— Он тебе звонил?!
— Да, по спутниковому телефону. Который я отобрал у Феди Струкова.
— У Феди Струкова?
— Ты его знала?
— Ну, конечно.
— Он был человеком Жмыхова?
— Ну, подчинялся ему… А где Струков?
— Он тебе нужен?
— Да, конечно! Он бы сейчас нам очень помог…
— Он же человек Жмыхова.
— Да, но нанимал его Эдик. Жмыхов просто его начальник. А предан он Эдику… Хотя и Жмыхов был ему предан… Почему телефон Струкова у тебя?
— Я же говорю, у Феди одолжил.
— Федя нам сейчас нужен!., — разволновалась Настя. — Я понимаю, он охотился на тебя, хотел тебя убить…
— А вот это уже интересно! — Я оборвал ее резко и без всякого сожаления, — Я бы даже сказал, очень интересно… Ты знала, что Федя заманивал меня в ловушку, ты знала, что Федя собирался меня убить, но не позвонила мне, не предупредила…
— Э-э… — растерянно проблеяла она.
— Не надо искать оправданий. Я все понимаю Я представлял опасность для твоего брата, а значит, и для тебя, поэтому от меня нужно было избавиться. Да и кто я такой, чтобы меня предупреждать!.. Да, сейчас ты скажешь, что ты предупреждала меня. Скажешь, что вы мне даже моральный ущерб компенсировали, чтобы я убрался. Скажешь, что я сам во всем виноват, не надо было мне снова лезть в это дело..
— А разве это не так? Я тебя действительно предупреждала. Но ты все-таки сунул свой нос в розетку… У вас оружие, бронежилеты… Вы что, убили Струкова?
— Ты же не дура, ты должна понимать, что никто тебе этого не скажет. Ваня, ты же не скажешь, где Струков? — выразительно посмотрел я на своего напарника.
— Я откуда знаю, где он? — правильно понял меня парень.
— И я не знаю…
— Ты его убил… И ты забрал его телефон… Где телефон? Я хочу позвонить этому скоту Жмыхову! — заистерила Настя.
— Нет телефона. Я его выбросил.
— Зачем?
— Чтобы Жмыхов мне больше не звонил. Чтобы не требовал твою голову. А то вдруг возьму да соглашусь на его условие.
— Он ставил тебе условие?
— Да, ставил. Я сдаю ему тебя и Алину, а он скажет мне, где находится Альберт.
— Он так сказал? — растерянно, но не беспомощно спросила Настя.
Ее мысли не плыли по течению, они барахтались, пытаясь прибиться к берегу. Настя напряженно искала выход из ситуации, которая пока складывалась не в ее пользу.
— Да, он так сказал, — кивнул я.
— Он не мог тебе этого сказать.
— Потому что он не знает, где Альберт?
— Не знает…
— Значит, к убийству афганца Семена он не имеет никакого отношения.
— Это ты о ком?
— Это я о парне с Крайней улицы. Там твой брат снимал дом в две тысячи шестом году. Сразу после того, как вы с ним из Кирова вернулись, снял.
— Не знаю я никакого Семена.
— Безногий парень, он в соседнем доме жил.
— Безногий?.. Да, кажется, был такой… Да, был такой… Глазки мне строил…
— Глазки строил?! Надеюсь, ты не отвечала ему взаимностью? — Я скривил губы в саркастической усмешке. >
— Нет, не отвечала… А что за тон?
— Что, не нравится тон?.. Ну, это, наверное, от ревности… Ты же мне нравишься… Мы хоть и по разные стороны, но как женщина ты мне нравишься… Я тебя и к Семе этому ревную, и к Жмыхову… К Альберту, правда, не ревную. Знаешь почему?
— Почему? — отозвалась она в напряженном ожидании подвоха.
— Потому что не было у тебя ничего с ним… Хотя, может, поначалу и было. Если он «би»…
— Это ты о чем?
— Это я о ком. Не ты жила с Альбертом, это Эдик с ним жил. В доме на Крайней улице.
— Эдик с ним жил? — в замешательстве переспросила Настя.
— А разве нет?
— Ну-у… Может, он и жил, но не в том смысле, в котором ты подумал. Просто мы с Альбертом поссорились…