Читаем СТРАСТЬ РАЗРУШЕНИЯ полностью

После поздравлений Николай Дьяков укутал молодую жену, подхватил на руки и понес в карету.

Всю дорогу, зимнюю, лесную, Николай клялся в любви и целовал жене руки. Свадебный поезд звенел бубенцами, а в глазах Вареньки плескался некий страх перед неизбежным. Все дальнейшее — имение Дьяковых, родители, гости, накрытый стол — прошло поверхностно и словно беззвучно.

Наконец, спальня, ночная брачная одежда, две косы. Молодой муж обнял ее.

— Я с детства люблю вас. Помните, мы играли вместе по-соседски? Я счастлив Вашим согласием стать моей женой.

И Николай нежно повалил ее на постель, сорвал последние покровы.

— Вы дрожите. Я люблю вас.

И покрыл поцелуями ее тело. Он не был искушен в постельных делах. Варенька в ужасе закрыла лицо.

Весь дом, хозяева, дворня, замерли в ожидании. Наконец, донесся болезненный вскрик Вареньки. Домашние осенили себя крестом.

Наутро домашним показалось, что молодая жена онемела.

— Вы потрясены? — Николай не знал, как поступить.

Она подавлено молчала. Дьяков опустился на колени, поцеловал ее руки.

— Я у ваших ног.

Тщетно. Матушка в приоткрытых дверях делала ему знак, мол, оставь ее. Он понял, поднялся.

— Мне пора. Служба. Я люблю вас.

В окно мелькнул его молодецкий верховой проскок.

Посидев, Варенька тоже встала. Чужой дом. Зачем? Вошла в кабинет. Медвежья шкура на стене, рога, целая голова лося. На висящем ковре набор оружия: сабли, ружья, пистолеты.

— Я не знала, на что шла, — ее мысли пылали огненными ручьями. — О, мерзость! Я осквернена. Жалость, жертва… гадко, гадко!

В руках заблестел пистолет. Она умеет, ее научили.

И тут в дверь постучала служанка. Мгновенно испугалась, перевела дух.

— Чего… прикажете на обед… барыня?

Варенька молчала, потрясенная тоже. Служанка первая пришла в себя.

— Барин… кушают селянку… и бараний бок с кашей. А Вам… чего желательно?

— Желательно… желательно… домой! В Премухино!

И в середине дня Варенька Дьякова вернулась домой. Александр Михайлович был потрясен.

— Не пущу! К мужу езжай, Варвара. К мужу! Возле него твое место.

Но Варенька лишь посмотрела на него с неизвестной дотоле твердостью.

— Не гоните, папенька. Я свободный человек. И я в родном доме.

У Бакунина-старшего опустились плечи.

— Узнаю бредни Мишеля.


Больно, очень больно обожгла Мишеля новость из Премухина. Варенька, преданная душа, вышла замуж, словно ухнула головой в прорубь! После всех потрясений, насмотревшись, она привела в действительность свое давнишнее решение. Ее муж, конечно же, горячо полюбил свою жену. Одна беда: он не обладал "высшими устремлениями".

Мишель взбесился. Он поклялся, что разъединит их.

— Мои сестры — мои, мои, мои! Вернуть беглянку под свою руку.



— Ваше благородие! — не заходя в палатку, постучал по шесту посыльный. — Вас вызывает его превосходительство господин полковник.

Удивившись, Мишель отложил книгу. Что за спех? Он привел себя в порядок и направился в деревянный домик, где квартировало начальство. Только вчера они сыграли четыре партии на-равных, поговорили, обсудили слухи о том, что по осени полк направлялся в Варшаву под командование генерала Паскевича.

— Садись, Михаил, — запросто обратился к нему полковник. — Что, как тебе нравится служба?

Бакунин смотрел на него молча. О чем это он? Разве не знает господин полковник направление мыслей своего взводного?

— Знаю, знаю, — вздохнул полковник. — Решусь, однако, напомнить тебе накануне марша в Варшаву, что надобно или служить, или идти в отставку.

— В отставку? — блеснуло перед Мишелем. — Разве я имею возможность получить отставку?

— Хлопотное сие дело и не вдруг сладится, но ежели там по болезни, или для опеки над стариками-родителями… Отчего же не выйти?

"По болезни, — ухватился румяный, кровь с молоком, двадцатилетний офицер. — В отставку! Ура!"



В доме Бееров было, по обыкновению, шумно.

В столовой, за накрытым к чаю столом сидела молодежь: сестры Наталья и Ольга, брат и несколько друзей, в том числе Николай Станкевич. Он приходил почти поневоле, по требованию Натальи, которая изводила его резкими записками. Сейчас, сидя напротив, она не сводила с него глаз. Умная, дерзкая, несдержанная, она, как и все молоденькие девушки, мечтала только о любви, но еще ни разу не испытала взаимности. Она пылала. Раньше ей нравился его друг Алексей Ефремов, потом Неверов, а сейчас ее лишал покоя Николай, его ласковые темные глаза, мягкий свет, мерцающий в их глубине.

"Любви, любви", — молили ее взгляды.

В передней раздался звон дверного колокольчика, послышались голоса. Мать из своей комнаты поспешила навстречу гостям.

Это приехали Бакунины. Поднялся маленький переполох. Гости раздевались, слуги вносили баулы и коробки. Александр Михайлович поцеловал руку хозяйке дома, отечески чмокнул ее молоденьких дочек, сына. Любаша и Татьяна тоже обнялись с соседями, которых не видели с прошлого лета.

— Ах, как выросли! Ах, как похорошели!

Новоприехавшим представили молодых людей.

На столе появились мед и сыр, дары из Премухина. Обогащенная ими трапеза продолжалось.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Виктор  Вавич
Виктор Вавич

Роман "Виктор Вавич" Борис Степанович Житков (1882-1938) считал книгой своей жизни. Работа над ней продолжалась больше пяти лет. При жизни писателя публиковались лишь отдельные части его "энциклопедии русской жизни" времен первой русской революции. В этом сочинении легко узнаваем любимый нами с детства Житков - остроумный, точный и цепкий в деталях, свободный и лаконичный в языке; вместе с тем перед нами книга неизвестного мастера, следующего традициям европейского авантюрного и русского психологического романа. Тираж полного издания "Виктора Вавича" был пущен под нож осенью 1941 года, после разгромной внутренней рецензии А. Фадеева. Экземпляр, по которому - спустя 60 лет после смерти автора - наконец издается одна из лучших русских книг XX века, был сохранен другом Житкова, исследователем его творчества Лидией Корнеевной Чуковской.Ее памяти посвящается это издание.

Борис Степанович Житков

Историческая проза
Великий Могол
Великий Могол

Хумаюн, второй падишах из династии Великих Моголов, – человек удачливый. Его отец Бабур оставил ему славу и богатство империи, простирающейся на тысячи миль. Молодому правителю прочат преумножить это наследие, принеся Моголам славу, достойную их предка Тамерлана. Но, сам того не ведая, Хумаюн находится в страшной опасности. Его кровные братья замышляют заговор, сомневаясь, что у падишаха достанет сил, воли и решимости, чтобы привести династию к еще более славным победам. Возможно, они правы, ибо превыше всего в этой жизни беспечный властитель ценит удовольствия. Вскоре Хумаюн терпит сокрушительное поражение, угрожающее не только его престолу и жизни, но и существованию самой империи. И ему, на собственном тяжелом и кровавом опыте, придется постичь суровую мудрость: как легко потерять накопленное – и как сложно его вернуть…

Алекс Ратерфорд , Алекс Резерфорд

Проза / Историческая проза