Страсть Селии

Влага из щелей двух женщин смешалась в шипучий коктейль, который не сравнится с самым дорогим французским шампанским. После того как Селия и Мартина испытали первый оргазм, сэр Джейсон попросил их отведать его влаги, что вызвало оргазмы еще большей силы, и подрагивающие участницы прильнули устами к бедрам друг друга. В тот вечер много семени Хардвиков пролилось на пол. Даже такому изощренному мужчине, как сэр Джейсон, не удалось сдержать себя, он даже не сумел замедлить извержение и, таким образом, разрядился перед тремя парами застланных экстазом глаз, одна из которых была невинного голубого цвета.

Селию еще долго будут преследовать воспоминания о легендарном заде исполнительницы канкана и разглаженных складках, очень напоминавших ей собственные. Возможно, наслаждения этими женскими прелестями являли собой некое самолюбование — разве она, как и Мартина, гибкая участница похотливого зрелища, не занималась любовью сама с собой?

И эта мысль действительно пришлась ей по вкусу.

Тайная месть Колина…

Колин позволил событиям зайти слишком далеко. Ему не следовало баловать себя этим последним бокалом перно во время, как выразился его кузен, вечерних торжеств. Но что же ему было делать? День за днем и ночь за ночью рогатый Колин был вынужден лицезреть, как его возлюбленную унижают руки и задница представительницы ее собственного пола. Это доставляло немалые мучения, Однако еще больше страдал Колин, видя удовольствие, с которым прежде робкая Селия подносила язык к заднице другой женщины, не говоря уже о сладострастных выходках ее клитора. Никогда прежде он не видел его таким набухшим от вожделения! Тот бесстыдно трепетал внутри надутых губ, которые лезвие сэра Джейсона совершенно избавило от растительности. Даже сжав бедра, молодая женщина, унижение которой стало источником всеобщего удовольствия, не могла скрыть от наблюдателей своего волнения — и это, без сомнения, явилось для сэра Джейсона оправданием для того, чтобы состричь с лобка рыжеватые локоны, ее единственный атрибут скромности. Не могла же Селия стать такой же развращенной, как и негодяй, устраивавший все эти зрелища?

Однако Колин как раз опасался, что его суженая потеряна для него. Если бы им только удалось добраться до Виареджио, их жизнь могла сложиться иначе. Ведь Селия тоже хотела жить нормальной жизнью — похожей на ту, которая у них сложилась на короткое время в Провансе до появления на сцене его кузена. А теперь, когда его заставили делиться изящными отверстиями вместе с другим мужчиной — мужчиной, связанным с ним кровными узами, — Колин обнаружил, что делит их еще и с женщиной, точнее, с несколькими женщинами. Он никогда не мог бы представить, что его кузен придумает план мести, ведущий к окончательному развращению. Выяснилось, сколь наивно вели себя Селия и Колин, пускаясь в бегство; такой мужчина, как сэр Джейсон Хардвик, никогда не смог бы благосклонно отнестись к тому, что считал актом предательства, — особенно если его совершили кровный родственник и женщина, чьи тело и любовь оба делили.

В уме Колина назревал собственный план мести — однако он не станет устраивать из нее публичного спектакля, как это произошло с молодой женщиной, на которой он надеялся жениться… пожалуй, подобный шаг еще не исключался. Даже сейчас удрученный Колин чувствовал пикантный вкус Селии на губах и языке исполнительницы канкана, когда прижался устами к губам Мартины в поцелуе мужского отчаяния. Колин с раздирающей душу болью обнаружит эту отличительную пикантность также на других частях тела танцовщицы.

Мартина встретила своего неожиданного гостя мужского пола весьма предупредительно, когда тот постучал в дверь поздно вечером. Кстати, вечер закончился рядом унижений для тех, кто собрались в салоне на первом этаже. Колин тоже претерпел унижения, особенно когда его удовольствие шумно выплеснулось, на пол у всех на глазах. Никогда ему не забыть восторг подернутых пеленой глаз Селии, когда она поняла, что пена у ее ног принадлежит не только верховодителю, действия которого привели к извержению, но также и безупречному Колину. Великолепный инструмент Колина, не уступавший орудию его кузена, разразился потоком пены, который мог соперничать даже с щедрым извержением его кузена.