Страсть сквозь время

– Да вы с ума сошли! – прошипел Сташевский. – Где вы жили, среди какого отребья росли, что способны возвести такое на человека, мужчину, шляхтича?! Да я лучше застрелюсь, чем… чем позволю себе даже помыслить о чем-то подобном! Даже ради Ирины Михайловны!

И он принялся лапать пояс, разыскивая кобуру, которая вместе с пистолетом валялась сейчас где-то в доме. Лицо у него было не злое, а несчастное… такое несчастное, что Лидия опустила голову, вдруг отчаянно себя устыдившись.

– Извините, Адам… – пробормотала она, с трудом удерживая слезы. – Я этого не думаю, честное слово. Я говорила нарочно, потому что… я хотела, чтобы вы разозлились и выдали меня Марше. Но и в это я тоже не верила, не верила, что вы способны на подлость. Но если бы вы знали, до чего я сейчас несчастна! Если бы вы только знали!

– Матка Боска, – пробормотал Сташевский, – да неужели вы его так любите этого храброго и такого безрассудного мальчика? Ох, поверьте, я кое-что понимаю в людях… Марше подошел бы вам куда больше! Простите меня, простите! Я понимаю – над сердцем мы не властны. И даже вы, с вашей внутренней силой, даже вы, с вашей поразительной страстью к l’aventures[29], с вашей способностью управлять событиями, – даже вы не способны властвовать своим сердцем и своими страстями. Как зла, как безрассудна наша любовь. Она убивает нас иногда…

– О, как убийственно мы любим… – с болью выдохнула Лидия.

– Да. Удивительные слова. Кому они принадлежат?

– Это неважно.

– В самом деле неважно.

Сташевский взял ее руку и поднес к губам.

«Никогда у меня не было такого друга, – подумала Лидия, смаргивая слезы. – Может быть, и не будет никогда!»

– Послушайте, Адам, – молвила она неожиданно для самой себя. – Вы просто должны знать… Что бы ни случилось сегодня, Ирина все равно станет вашей женой. Но не раньше чем через два года. Не могу сказать точнее… однако в 1814 году она еще будет носить фамилию Рощина. Потом у нее будет двойная фамилия. Рощина-Сташевская.

– Значит, он всегда будет стоять между нами, – тихо сказал доктор.

– Я не знаю, станет ее мужем Алексей или его брат Василий, – покачала головой Лидия, цепляясь за последнюю надежду. – Может быть, нам удастся убедить Марше…

Дверь распахнулась.

– Интересно, в чем? – спросил с улыбкой Марше. – Хотя вы очень хорошо умеете убеждать, Жюли. Я вижу, что бедный, легковерный доктор вам почти поверил. А ведь вы играете им! Вы готовы на все, чтобы он так или иначе помог вам спасти своего соперника. Но я не столь легковерен…

– Отпустите Алексея! – вскричала Лидия, теряя голову от страха. – Не убивайте его, умоляю! Я сделаю все, что вы захотите!

– Неужели все? – Марше смотрел с забавным, почти детским выражением. Чего больше на его лице: насмешки или надежды? – Ну что ж, попробуем поверить… и проверить. Скажем, для начала… предскажите-ка мне будущее!

Глава 20 Выбор

– Ваше будущее?..

– Да, мое, – кивнул Марше. – Могу, впрочем, и сам предречь, что сейчас вы воспользуетесь случаем напророчить мне геенну огненную!

Лидия посмотрела в его зеленые, беспутные, шальные глаза.

«Ну, погоди, галльский петух! Ты у меня сейчас получишь – и мне наплевать, что со мной потом будет!»

– Да уж скорее вас ждет ледяная купель, – медленно проговорила она.

– Это в каком же смысле?

– В самом буквальном. В Белоруссии есть такая река – Березина… И вот 26 или 27 ноября сего года… А впрочем, нет, я начну издалека. 7 октября ваша Великая армия выкатится из сожженной, обезлюдевшей Москвы, проклиная тот день и час, когда она туда вошла. Вы побредете по Смоленской дороге – голодные и оборванные. Рано ляжет снег, рано ударят морозы. Трупами будут устланы обочины дорог, окоченелые руки и ноги французских солдат будут торчать из сугробов. Вас будут убивать партизаны, крестьяне, ополченцы, регулярная армия. Но генерал Мороз и маршал Голод будут действовать куда решительней. Благодаря вам русский язык обогатится новой поговоркой: «Голодный француз и вороне рад! Кроме того, в русском языке появится слово „шаромыжник“ – бродяга, проходимец, потому что оголодавшие французы будут клянчить что ни попадя, приговаривая: „Cher ami“ – дорогой друг. Словом „шваль“ станут обозначать все самое непотребное, отбросы всякие, но оно появится после того, как русские достаточно наслушаются слова „chevalier“ – всадник, рыцарь… Ваше войско будет на последнем издыхании, когда подойдет к Березине. Вас останется уже не слишком много… примерно восемьдесят тысяч. А к границам России в начале войны подступило сколько? Четыреста пятьдесят тысяч, верно?

Марше хлопнул глазами и пожал плечами.