Страсть сквозь время

— Дениса Васильевича, адъютанта Багратиона? — оживился Алексей. — Как же, наслышан о нем: и рубака удалой, и поэт славный. Правда, не ведал я, что он любовные стихи пишет, думал, все больше сатирами политическими пробавляется или баснями, вроде господина Крылова, или лихими гусарскими поэзами, кои не всегда в дамском кругу прочесть прилично. А оно вон как задушевно сложено… Да точно ли это стих Давыдова?

— Можете не сомневаться, — кивнула Лидия, безуспешно пытаясь вспомнить, в каком году сие стихотворение было написано. Да разве мыслимо вспомнить то, чего не знаешь?! — Вы его просто не читали, вот и все.

— А музыка чья?

— Александра Журбина, — сорвалось у Лидии. Ну, язык она сегодня себе откусит, это точно!

— Слыхом не слыхала, — покачала головой Ирина.

— Да и ладно, нельзя же все знать! — подала голос Фоминична, сидевшая тут же, в углу, над ворохом лоскутков. Тон у нее был досадливый: видимо, огорчилась за барышню.

— Слушайте-ка, слушайте-ка, Лидия Артемьевна, — встрепенулся вдруг Алексей. — А как вы Дениса Васильевича аттестовали? Поэт-партизан? Откуда сие известно? Неужто рискованное предприятие его не только получило высочайшее одобрение, но и ознаменовалось успехом и известностью?

Лидия пожала плечами. Сказать было нечего. О Давыдове она имела только самое общее представление: поэт-партизан, да и все тут.

— О чем это вы, Алексей Васильевич? — заинтересовалась Ирина.

— Ну как же, как же! — воскликнул Алексей. — У нас в войсках ходили слухи, будто незадолго до Бородинского сражения господин Давыдов обратился к Багратиону с просьбой разрешить ему организацию партизанских набегов на тыл противника. Он просил дать тысячу кавалеристов, но «для опыта» ему дали лишь пятьдесят гусар и восемьдесят казаков. Результатов сей эскапады я не ведаю. Однако думал, впрочем, что сие — военная тайна. Каким же образом стало известно?..

Он умолк и поглядел на Лидию с явным подозрением.

«Ага, ага! — подумала она угрюмо. — Еще не хватало, чтобы меня начали допрашивать как шпионку французских империалистов!»

Насколько она помнила из истории Отечественной войны, первая партизанская операция состоялась 1 сентября. Французы готовились вступать в Москву, однако Давыдов со своим отрядом разгромил на Смоленской дороге, у Царева Займища, одну из тыловых групп противника, отбив обоз с награбленным добром и транспорт с военным снаряжением. Также взял в плен более двухсот человек. Оружие здесь же роздали крестьянам, из них был сформирован первый партизанский отряд.

Но это — исторический факт, осмысленный позже. Каким образом он мог стать известен Лидии в первых числах сентября 1812 года?

Ага, придумала!

— Слышала, как французы на чем свет стоит проклинали каких-то партизан, какого-то гусара Давыдова, — небрежно бросила она. — Так и подумала, что это наш знаменитый поэт. Недаром еще Суворов сулил ему блистательную военную карьеру.

Так, это сошло нормально, очевидно, сей факт общеизвестен. Однако у Алексея был такой вид, словно он намеревался углубиться в разговор, который не сулил Лидии ничего, кроме неприятностей. Как бы избежать его? Она растерянно повела глазами по столу — да так и вздрогнула от радости!

— Что такое? — пробормотала, изображая досаду. — Отлично помню, что вчера я здесь выложила ряд белых холстинковых лоскутков для узора. А сегодня они куда-то делись! Не видал ли кто?

Фоминична подошла и посмотрела. В самом деле — тщательно подобранных лоскутков и в помине не было.

— Должно, девки растащили, — проворчала Фоминична. — Ужо я им, сорокам! Не пойму, на что им те лоскутья сдались? Были бы хоть цветные, а то белые. Но вы не горюйте, барышня Лидия Артемьевна. Вы подите в кладовую, что за кабинетом покойного Гаврилы Иваныча, да поглядите там в сундуках. Сколь помню, оставались там лоскутки белые. Какие надо, такие и подберете себе.

Лидия рада была сбежать, а потому выскочила из гостиной просто-таки опрометью. Вслед ей неслась прелестная мелодия композитора Александра Журбина (XX век), с которой весьма успешно освоился гусар Алексей Рощин (век XIX), напевавший:

Не пробуждай, не пробуждай

Моих безумств и исступлений
И мимолетных сновидений
Не возвращай, не возвращай!

У Лидии от его голоса мурашки по коже пошли. «Придет он ко мне сегодня ночью или нет? Придет или нет?» Вот все, о чем она только могла думать.

Она поднялась во второй этаж и вскоре очутилась рядом с кабинетом старого хозяина. И остановилась, не зная, куда дальше идти, где, собственно говоря, находится упомянутая кладовка.

В эту минуту дверь кабинета распахнулась, на пороге показался Кеша. В руках он держал совок и веник, и Лидия поняла, что Кеша прибирался в кабинете.

— Кладовка? — переспросил он, услышав ее вопрос. — Да она за кабинетом. Вон там, около дивана, дверка. Вы пройдите, барышня, пройдите!